К западу от Октября (сборник). Рэй Брэдбери

ступеням.

      – Не верю я в эту чертовщину! – кричала она. – Чтоб этого больше не было, ясно? Прекратить!

      Стоя на верхней ступени стремянки, она волей-неволей ухватилась за край чердака – одна рука по локоть ушла в сплошную тьму. Темя тоже оказалось там.

      – Давай! – приказала она.

      В тот самый миг, когда ее голова просунулась в квадрат, а пальцы нащупали край лаза, произошло нечто невероятное и стремительное.

      Можно было подумать, кто-то вцепился ей в волосы и потащил вверх, точно пробку из бутылки – туловище, руки, негнущиеся ноги.

      Она исчезла, как по волшебству. Унеслась, как марионетка, которую невидимая сила дернула за ниточки.

      Лишь домашние тапочки остались стоять на верхней ступени стремянки.

      Ни вздоха, ни стона. Только долгая, живая тишина – секунд на десять.

      Потом без всякой видимой причины дверца со стуком затворилась.

      Из-за этой необыкновенной тишины лаз в потолке и дальше оставался незамеченным.

      Пока новые жильцы не прожили в доме десять лет.

      Восточным экспрессом на север

      Когда Восточный экспресс шел в северном направлении, из Венеции в Кале через Париж, старушка обратила внимание на одного из пассажиров: он отличался неестественной бледностью.

      Судя по всему, его ждала близкая смерть от какого-то тяжкого недуга.

      Он занял двадцать второе купе в конце третьего вагона и распорядился, чтобы ему принесли завтрак; только в сумерках он собрался с силами, чтобы дойти до залитого обманным светом вагона-ресторана, где царил звон хрусталя и женский смех.

      Еле двигаясь, он сел через проход от этой престарелой дамы с необъятным бюстом, безмятежным челом и особой добротой в глазах, которая приходит только с годами.

      Рядом с ней стоял медицинский саквояж, а из нагрудного кармана, не добавлявшего женственности ее облику, торчал термометр.

      К этому термометру невольно потянулась ее рука при появлении жутковатого, мертвенно-бледного пассажира.

      – О господи, – прошептала мисс Минерва Хол-лидей.

      Мимо ее столика проходил метрдотель. Она тронула его за локоть и кивком указала через проход:

      – Простите, куда едет этот несчастный?

      – В Кале, мадам, а оттуда в Лондон. Но это уж как бог даст.

      И он заспешил по своим делам.

      Потеряв аппетит, Минерва Холлидей не сводила глаз со снежного скелета.

      Как могло показаться со стороны, этот пассажир мгновенно ощутил родство со столовыми приборами. Ножи, вилки и ложки позвякивали холодной серебряной трелью. Он с интересом прислушивался, как будто этот звук беспокойно дрожащих предметов отдавался у него в душе перезвоном потусторонних колоколов. Его руки одинокими зверьками застыли на коленях, и от этого на каждом повороте он едва не заваливался на бок.

      Поезд как раз описывал широкую дугу, и столовое серебро со звоном посыпалось на пол. В другом конце ресторана какая-то женщина со смехом воскликнула:

      – Такого не бывает!

      Ее спутник хохотнул еще громче:

      – Я и сам не