Цвет жизни. Василий Семенович Матушкин

не помни.

      Теперь десятки глаз следили за красноголовым. «Зашьется или нет? Догадается ли?..» И всем хотелось, чтобы он догадался. Ранцев подобрал гайку, навернул ее на болт и тогда уже зажал в тиски намертво.

      – Правильно! – одобрил кто-то.

      А новичок, повертев в руках ручник, швырнул его на верстак.

      – Таким молотком не в тисках рубить, а деревянные гвозди в сапоги вбивать.

      Ему подали сразу же другой. Но капризный новичок забраковал и этот:

      – Мне не кирпичи тесать.

      Кто-то кинулся в инструментальную.

      – Ручку подлиннее выбери, – бросили ему вслед.

      Глядя на молоток с аршинной рукояткой, Ранцев снова растянул улыбку во все лицо.

      – Ну вот, этот слесарный, – сказал он.

      Плюнув в ладонь, он взялся за самый конец ручки и, описав в воздухе окружность, ударил по зубилу. Вторая окружность возросла в два раза. От третьего удара зубило въелось в железо, а рты зрителей раскрылись от удивления. У многих показались зубы, сильно похожие на сработанные шестерни. Но тут случилось самое неожиданное: молоток затанцевал на зубиле. Ни один артист, играющий на консервных банках и ложках, не выведет такой дробящей трели, какую вывел Ранцев молотком на зубиле.

      Илья Макарович Козин вытащил было шепотку табаку, но рука так и замерла под носом.

      – Вот так стерва, – шепотом проговорил он, – как рубит!

      Ранцев медленно оглянул кружок зрителей и, тряхнув шевелюрой, закинул ее назад. Снова принялся рубить. Тремя последними ударами он сорвал головку с болта. Она отлетела выше защитной решетки и звякнула о стекло. Боек молотка, сорвавшись с зубила, ударил в руку. Зубило выпало. Ранцев застонал. Большой палец моментально покрылся кровью.

      – Проводите его в скорую помощь! – крикнул кто-то.

      – Дайте-ка я сама перевяжу вам руку.

      Ранцев поднял глаза. Перед ним стояла девушка, точно безусый паренек, в брюках, в чеплашке. Лицо ее было белое, словно припудренное, а глаза, брови и волосы смолисто-черные, точно крашеные. В руках она держала коробку с домашней аптечкой.

      – Дайте бинт, я перевяжу сам.

      – Нельзя, у вас грязные руки.

      – Но у вас они не чище моих.

      Руки девушки были действительно не чище. Они были в масле, как и у него.

      – Зато я – медик.

      – Ну, ладно.

      Девушка обильно полила ссадину йодом и, глядя в упор на Ранцева, спросила:

      – Вам, конечно, не больно?

      Он со смехом ответил:

      – Нет!

      – То-то же.

      Глаза их опять встретились, и Ранцеву показалось, что в щелочках ее глаз мелькнули хорошие тени. Стало весело.

      – Если не разболится – завтра выходи на работу, – сказал мастер и отошел.

      Слесари, что стояли кругом, подошли ближе. Банка с табаком, которая является лучшим цементом всякого знакомства, обошла круг. Когда все задымили, стали задавать обычные вопросы: где работал, когда, сколько получал?

      Ранцев отвечал коротко. Вот задрожали окна