Кого-то надо убить. Сергей Юрьевич Борисов

если иначе, если допустить, что режиссеру, превратившему трагедию в фарс, и дела не было до зрителей в зале?

      – В его действиях, – отчеканил Кочергин, – налицо пренебрежение правилами общежития, забвение сложившихся за столетия моральных и нравственных норм. Сознательное это пренебрежение или неосознанное, выяснится потом. Первое – хуже.

      – А вы не упрощаете? Если он никого не хотел оскорбить, унизить…

      – Велизарий Валентинович, я понимаю, к чему вы клоните. Отсутствие хотя бы одного из признаков, характеризующих хулиганство, исключает ответственность.

      – Вот именно. Азбучная истина. Мы его ищем, а искать, может, и не надо. И так работы хватает: убийцы, бандиты, каталы, кидалы – кого только не расплодилось. Их бы и ловить.

      – Ловим. Но и этого кукольника искать надо. Потому что мы должны знать, чего он добивается, какая у него цель. Ну, мало ли что у него в голове, какие тараканы.

      Путилин вздохнул:

      – А мне его почему-то жаль.

      – А вы не торопитесь посыпать голову пеплом. Не исключено, что мастер этот ни сном, ни духом о происшедшем.

      – То есть как?

      – А так. Изготовил куклу для одной из этих современных выставок или какой-нибудь театральной постановки. А ее выкрали.

      Кочергин лгал. Первое, что он сделал, вернувшись в Управление, так это навел справки, не было ли заявления о столь странных пропажах. Не было… Но он лгал, лгал легко и не раскаивался в этом.

      Путилин приободрился:

      – Думаете, сторожа вам что-нибудь дельное скажут?

      – Всякое может случиться.

      – Тогда удачи. А я, пожалуй, пойду в массы, стану в строй у широких трибун.

      – А против кого митингуют?

      – Да мне все равно.

      Путилин повернулся и зашагал по тротуару – чуть быстрее, чем люди, идущие по мостовой.

      5

      Ботинки причиняли нестерпимую боль. Прохожих на улицах было мало. Машины, смиренно заглушив моторы, стояли, приткнувшись к бордюрам. И ни одного автобуса! Хорошо хоть не Москва или какой другой большой город, у них и пешочком можно. Даже не без удовольствия. Если бы не эти «испанские сапоги»…

      Кочергин свернул в проходной двор и очутился на тихой узкой улочке, зажатой с обеих сторон сомкнувшимися в ряды двухэтажными домами.

      Вот и нужный подъезд. Грязный, вонючий. Ступени лестницы – непреодолимая преграда.

      Как оказалось – преодолимая.

      – Чего надо?

      Лохматая голова. Набрякшие веки. Глаза навыкате в красной паутине лопнувших сосудов.

      – Вы Никифоров?

      – Ну.

      – Милиция.

      Мужчина икнул.

      – Работаете на кирпичном заводе? Сторожем?

      – Ну.

      – Так, может, впустите? Или через порог разговаривать будем?

      – Заходи, раз пришел.

      Никифоров отступил, споткнулся о что-то, зазвеневшее жалобно и надтреснуто, и грохнулся на пол. Выматерился