Черный парус беды. Сергей Юрьевич Борисов

же следовало, чтобы приспустить градус, а то напряжение такое, что того и гляди заискрим, что я, что Мила.

      Я высунулся из-за «пирамиды». Вроде тихо. Так чего тянуть?

      Я шел не спеша, беззаботно помахивая черенком от лопаты. Если за мной кто-нибудь наблюдает, пусть видит, что я спокоен, как утопленник. Тьфу ты, нашел сравнение. Слишком уместное, чтобы использовать походя.

      Волны жадно коснулись сапог. Ага, стоп. Я же в спортивном костюме. Пока доберусь до «Золушки», снова буду мокрым, как мышь. И тут вырисовываются целых три варианта. Первый: наплевать. Второй: наплевать с прибором. Третий: снять штаны. Я выбрал вариант №3. Раздеваясь, подумал о Миле, втянул живот и расправил плечи.

      Вода была не то, что холодной, но освежающей. Меня ощутимо поколачивало, и я сцепил зубы. А может, это не от холода, а от страха.

      Говорят – читал где-то, – что когда в тебя целятся, ты способен это почувствовать, надо только соответствующим образом настроиться и «поймать» чужой враждебный взгляд. Вот бы знать, как настраиваться надо, я бы попробовал.

      Я наступил на что-то скользкое, раскорячился и по пояс ушел в воду. Под ногами были блестящие банки с консервами. Очевидно, без пробоины все же не обошлось, и теперь «Золушка» делилась с Атлантикой своими припасами.

      Забраться на борт оказалось даже проще, чем утром.

      Кокпит был пуст, двери в каюту открыты, а я их и не закрывал…

      Крен корпуса был так велик, что в каюту я спускался не столько по трапу, сколько по ограждающей его стенке.

      Воды в каюте стало больше, но больше стало и света. Солнечные лучи пронзали иллюминаторы, выставляя напоказ кавардак, царящий под палубой.

      Одной из составляющих этого кавардака был человек, ничком лежащий на койке. Рука человека безвольно свешивалась вниз. Пальцы были скрючены.

      Наш экипаж стремительно таял. Чистый, Джон, теперь Полуяров.

      Кто следующий?

      Глава пятая

      Я поторопился.

      «Труп» закряхтел, перевернулся на спину и разлепил глаза. Они были мутные. Прошло не меньше минуты, прежде чем Федор сумел сфокусировать свои заплывшие буркалы на моей физиономии.

      – О, Андрюха, это ты.

      Голос у Полуярова был под стать облику. Хриплый, с бульканьем и проваливающимися в никуда буквами. Пару раз я видел Полуярова сильно перебравшим, сейчас – третий раз.

      – А где народ?

      Я промолчал, борясь с желанием подойти и треснуть Федьку черенком от лопаты.

      – Будешь? – спросил Полуяров, вытаскивая откуда-то из-под себя плоскую бутылку с коньяком. Темно-янтарной жидкости было на донышке. – Как хочешь… или не хочешь. А я буду.

      Он присосался к бутылке, прикончил коньяк и рыгнул.

      Мне захотелось ударить его уже не просто так, а непременно по голове. Но я сильный, я скрутил себя и вместо удара дубинкой огорошил Полуярова вопросом:

      – За здоровье пьешь али на помин души?

      Федор посмотрел на меня осовело и глубоко задумался. Результатом тяжких умственных усилий стали всхлип и обильное слезотечение. Размазав под носом неожиданные выделения, Полуяров пожаловался:

      – На