Мания. 1. Магия, или Казенный сон. Евгений Кулькин

Ан какая-то злобная душа нашлась, что спалила жизнь его ни за что ни про что.

      А потом слух прошел, вроде старичок-то был себе на уме. В шайке воровской состоял. Вот его за отступничество и ухайдохали.

      – Так вот я, – неожиданно заговорил Прыга, – часть заработка перевожу на счет лучших сынов Отечества.

      – Это на кого же? – спросил Георгий, еще не ожидая подвоха.

      – Пойдем! – тяжело встал Коська и направился к тому месту, где давеча Георгий повстречал Конебрицкого.

      Он подвел его к тем самым, вырезанным из пеньков статуям, и Георгий их неожиданно признал. Как же это он раньше не обратил на это внимания? Они так по ранжиру и стояли – Щорс, Котовский и Чапаев. А главное, были похожи.

      – Вот, – указал на них Прыга, – те, за кого наши отцы голову клали, а мы свою копейку к этому присовокупляем.

      – В каком смысле?

      – В самом что ни на есть прямом. Бригадой решили, как отшабашим свое, памятники каждому из них соорудим. И ниже напишем: «Незабвенным героям от благодарных потомков».

      Прыга тем временем отплюнул свою «козью ножку» и уточнил:

      – Нет, лучше вот так написать: «Героям Гражданской войны от пролетариата летучих бригад».

      – А почему вы зоветесь «летучими»? – спросил Прялин.

      – Да какие же мы еще? Нынче здесь, а завтра – ищи подкову там, где мерина нету!

      Он помолчал, потом, вздохнув, сказал какую-то и уж вовсе непонятину:

      – Нет сил на чувство, все мысли из души высасывают.

      И уже собрался было уходить, потом, словно что-то вспомнив, произнес:

      – А этого скеса забери с собой, а то я тебе его в посылке пришлю.

      И Георгий понял, что тот говорит опять же о Конебрицком.

      2

      Георгий не знал, зачем забрел в кинотеатр. Просто шел мимо, увидел на афише какую-то карикатуру на Крючкова и решил завернуть, как говорят, на огонек. Он совершенно забыл, что именно в фильмовом бзыкливом мраке, когда то там, то сям возгораются забывшие отразить чувство глаза, у него рождается та самая тревога, по зову какой он кидается неведомо куда, ища гнусные приключения, из лоскутков которых и соткано одеяло его судьбы.

      Вспомнился ему Волгоград. Бронзовая девочка на въезде. Но ей предшествовала живая, умеющая весело купить какую-нибудь безделушку. И еще было волнующееся на ветру поле. И продырявленное луной небо.

      Он в своих репортажах не писал, что осенью город был неряшлив, что, идя по улице с той самой девушкой, он ловил понимающие взоры соплюх – ровесниц его сына и однажды чуть не набил морду одному хлюпику, который сказал при ней два непереводимых русских слова.

      А она была немкой.

      Они шли из степи, ловя взором шаткий свет приближающегося города. И назавтра он должен передавать по телефону, как идет разминирование на Солдатском поле, как вдовы и сироты тех, кто погиб в войне, клянут немцев – супостатов, пришедших сюда с мечом.

      А он вел под локоток немку, обводя то место, где, изгибаясь, росло неопрятное дерево. Он как бы извинялся за его