Замок Шамбла. Констан Геру

бы ты попал в тюрьму и был вызван в суд, тебе не надо бояться того, что скажут судьи и председатель, потому что дамы защитят тебя.

      – Я это знаю, – с такой же уверенностью в голосе произнес Арзак.

      – А теперь, – велел ему Бессон, – отпусти Юпитера, возвращайся в свою хижинку и спи спокойно. Я все предусмотрел. Все считают меня больным, прикованным к постели в Пюи и неспособным пройти и полмили. Совершенно невероятно, чтобы подозрения пали на меня и, следовательно, на тебя. И держи язык за зубами – ты болтун и хвастун. Подумай о том, что одно слово может погубить нас. Ладно, давай расходиться, а то у меня ноги болят, не знаю, как до Пюи-то доберусь… Прощай, приходи ко мне завтра и расскажи все, что делается в замке.

      До Арзака донесся шум удаляющихся шагов. Оставшись один, он принялся гладить собаку, приговаривая:

      – Мой бедный Юпитер! Как ты должен быть благодарен твоему другу Арзаку, но остерегайся, Жак Бессон решил тебя убить и рано или поздно… словом, остерегайся.

      Лаская собаку, он заметил, что цепь блестит в темноте, как серебро. Он вспомнил, что всегда мечтал завладеть ей. Видя, что представился прекрасный случай присвоить ее, он отвязал цепь от ошейника и сунул ее в широкий карман своих панталон. По-дружески похлопав Юпитера по голове, он дал ему понять, что тот может вернуться в свою конуру. Собака об этом догадалась и тотчас умчалась как стрела.

      – А теперь, – решил Арзак, – я пойду ночевать к тетке Морен.

      Выбравшись из леса, он пошел прямо через поле и скоро остановился у дверей знакомой хижины. Ему открыли, как только он постучал.

      – Это ты, Андре? – спросила крестьянка лет сорока.

      – Да, это я, тетушка Морен. Меня донимает лихорадка, и мне не хотелось ночевать в своей хижинке.

      – И в самом деле, у тебя бледное и расстроенное лицо.

      – Да-да, я чувствую себя неважно.

      – Тогда иди ложись.

      Случайно вынув руку из кармана, Арзак наполовину вытащил цепь Юпитера. Маргарита Морен обернулась, услышав этот шум.

      – Что это что у тебя? – спросила она племянника.

      Тот смутился, но, тотчас овладев с собой, ответил с равнодушным видом:

      – Я это сейчас нашел в поле.

      – Хорошо, хорошо, иди ложись, ты дрожишь от лихорадки.

      Арзак лег спать, говоря себе: «Только бы Жак добрался до Пюи и не упал в лесу от бессилия». Как мы скоро увидим, опасался он не зря.

      IX

      Жак Бессон надеялся, что ноги его мало-помалу разойдутся при ходьбе, но едва он прошел полмили, как ему пришлось остановиться. Раны на ногах болели все сильнее, а тяжесть в них была такая, словно к каждой привязали по пушечному ядру. Он вконец обессилел и сел, прислонившись спиной к дереву, свесив руки и опустив голову на грудь. Он чувствовал, что не может идти дальше. Голова горела, перед глазами плыли красные круги.

      В этом полубессознательном состоянии перед ним пронеслась вся его жизнь – от детства до нынешних дней, от жалких лохмотьев свинопаса до ослепительной, сверкающей мечты, для достижения которой оставалось сделать всего лишь шаг.