Ликвидация последствий отстрела негодяев. Василий Головачев

пойти поужинать в ресторан. Ты как?

      Калёнов почувствовал голод и перестал думать о последствиях странного решения командования Росгвардии о ликвидации ГОН.

      – Я – за. Куда пойдём?

      – Ты лучше знаешь Верею, ты и предлагай.

      Калёнов почесал в затылке.

      Он жил в Верее более пятнадцати лет, но в ресторанах и кафе небольшого городка на реке Протве бывал редко, предпочитая готовить еду дома. Тем не менее знал пару неплохих заведений подобного рода и назвал одно из них:

      – «Бородино» подходит?

      – Ну и название! – фыркнула Ева. – Уж не в честь ли сражения названо? Надеюсь, французы нам не преградят дорогу?

      – Хорошее кафе.

      – Ты там был?

      – Дважды, – признался Калёнов.

      – С девушками?

      Он улыбнулся:

      – Кому нужен безволосый старик?

      – Мне, – засмеялась Ева.

      – Кафе старое, но уютное, и готовят вкусно.

      – Уговорил, собираюсь. Кстати, пока ты дрых, звонила Ксюша, моя сотрудница, приглашала сходить на фестиваль японской культуры. Пойдём завтра?

      – Конечно, – легкомысленно согласился Калёнов, с удивлением подумав, что действительно давно никуда не ходил.

      Работал он в пансионате «Акварели», расположенном всего в девяти километрах от дома, командовал охраной пансионата, а в группу особого назначения попал случайно, когда на него по совету соседа по даче Болотова вышел Барсов, подбиравший команду «для отстрела негодяев», как шутил майор. С отстрелом не задалось, так как вся комбинация с созданием ГОН была инспирирована Бильдербергским клубом, у которого в России оказались свои резиденты, и закончилось всё схваткой с Лавецким, работающим на Клуб.

      – Где этот фестиваль проходит?

      – В Ботаническом саду МГУ «Аптекарский огород».

      Калёнов улыбнулся:

      – Только там японской культуре и место.

      Что будет дальше, после раскрытия заговора агентуры Клуба с целью ликвидации президента России, он не задумывался. Тем более что Барсов сообщил о расформировании ГОН. В конце концов можно было вернуться в пансионат, у директора которого Максим Олегович попросил отпуск на две недели, и Калёнов склонялся к этой идее, полагая, что закончил свои «экстремальные выходы в свет» окончательно. Рейд ГОН в Лихтенштейн для захвата главного разработчика антироссийского заговора Фрика сорвался в связи со взрывом бункера Лавецкого, и на всей операции можно было поставить крест. Этой проблемой должна была теперь заниматься спецкоманда «Прикрытия». Калёнов же считал, что он в этой ситуации будет не нужен российским спецслужбам.

      Жил Максим Олегович в пятиэтажке на Второй Набережной улице, недалеко от церкви Богоявления. Квартира принадлежала старшему брату Калёнова Дмитрию, а переехал он в Верею из Москвы, когда брат умер в восемьдесят три года, а сам Калёнов уволился в запас.

      Дети Дмитрия давно жили отдельно и менять места жительства не захотели. Так Максим Олегович и оказался в Верее, которая ему понравилась патриархальной тишиной и чистотой, а также густыми смешанными лесами,