Мальчик со шпагой. Владислав Крапивин

зацепиться за куст, но только зря расцарапал щиколотку.

      Ну почему так устроен человек? И не боится он, и боли особой не чувствует, а только злость, и плакать совсем не хочет, а слезы сами по себе закипают где-то в глубине и грозят прорваться. Они еще не очень близко были, эти слезы, но Серёжа уже чувствовал их.

      Вырываясь, он сказал сквозь сжатые губы:

      – Зря стараетесь. Ну, притащите в лагерь, а потом что? Все равно за мной сейчас придут. Алексей Борисович придет. И собака.

      «В самом деле, – думал он, – ведь не уедет же Алексей Борисович. Все равно искать будет. Только как он догадается, где я? И когда он до лагеря доберется?»

      Гутя злорадно объяснил:

      – Пусть ищут. С собакой. Там для тебя отдельная комнатка приготовлена в изоляторе. Будешь сидеть, пока маму-папу не вызовут. А потом на линейке коленом под… Ну, в общем, ясное дело.

      – Могут и галстук снять, – пыхтя, добавил Солобоев.

      – Не, – огорченно сказал Гутя. – Не снимут. Гортензия говорила, что в лагере нельзя выгонять из пионеров. А то бы запросто.

      «Если запрут, могут и не сказать Алексею Борисовичу, что я в лагере. Тогда что?» – подумал Серёжа. И рванулся так яростно, что его чуть не отпустили. Витька Солобоев сказал, дыша компотом:

      – Ну, я так не согласен. Четыре километра его переть. Машина-то небось уехала, а мы вкалывай. Я не лошадь.

      – Чичас он сам побежит, – вдруг сообщил Пудра. – Вы его только подержите минуточку, я чичас…

      Он отпустил Серёжу (а Витька с Женькой вцепились в него еще крепче) и побежал к заросшей канаве. Мальчишки ждали. Серёжа видел, как Пудра натянул на ладонь обшлаг рубашки и вырвал длинный, почти метровый стебель крапивы с темно-зелеными узкими листьями.

      – Гады, четверо на одного, – сказал Серёжа и даже удивился, что ничуть не боится. И слезы больше не грозили ему. Была в нем холодная, спокойная злость, только и всего.

      А Пудра улыбался большим ехидным ртом, помахивал крапивой и медленно подходил.

      – Ну, побежишь? – спросил он.

      – Животное, – сказал Серёжа. – Попробуй только ударь.

      Пудра сильно размахнулся и стеганул его повыше колен. Серёжа закусил губу, но не двинулся.

      – Дураки. Вы меня хоть огнем жгите, я вам подчиняться все равно не буду.

      – Бу-удешь, – протянул Пудра и хлестнул еще раз.

      Неожиданно, то ли из книжки про разведчиков, то ли еще откуда-то, вспомнились Серёже слова: «Если ударить противника под колено каблуком, можно сразу вывести его из строя…» И он без размаха, коротко, трахнул сандалей Пудру по ноге.

      Пудра ойкнул, присел. Свободной ладонью зажал колено. Однако крапиву не выпустил. Глаза у него сузились, и он прошипел:

      – Ну, чичас попляшешь… – и размахнулся.

      – А ну, кончай, – сказал вдруг Женька Скатов и отпустил Серёжу.

      Это было очень неожиданно, и Серёжа пропустил момент. Ему бы рвануться из Витькиных лап – и был бы свободен. А он прозевал, и в следующий миг его руку перехватил Гутя.

      – Ты чего? – спросил Гутя у Женьки.

      – А ничего, – хмуро бросил Женька. – Мучаете человека.