Возвращение. Виктория Хислоп

но эти морщинки в уголках глаз, – тогда у нее их не было, разве нет? – заметила Мэгги. – Как думаешь, они изобразят нам что-нибудь из фламенко? Покажут, как правильно топать? Пощелкают кастаньетами?

      Мэгги не стала дожидаться ответа, она сразу же направилась обратно в танцкласс, где принялась объяснять преподавателям – словами и жестами, – чего от них хочет.

      Соня наблюдала за ней, стоя в дверях.

      Наконец Фелипе сумел подобрать нужные английские слова.

      – Фламенко нельзя научить, – гортанно объяснил он. – Оно в крови, притом только в цыганской. Но можете попробовать, если хотите. Я покажу вам кое-какие движения в конце урока.

      В этом объяснении явно прозвучал вызов.

      Весь следующий час они повторяли движения, которые начали разучивать во время первой части занятия, а за пятнадцать минут до конца урока Фелипе хлопнул в ладоши.

      – А сейчас, – объявил он, – фламенко!

      Он с важным видом прошагал к проигрывателю, быстро перебрал свою подборку компакт-дисков и аккуратно извлек нужный. Корасон тем временем переобулась в углу, надев туфли с тяжелыми каблуками и стальными набойками на носках.

      Ученики отошли в сторону и застыли в молчаливом ожидании. Раздались звуки хлопков и низкие удары барабана. Мелодия была мрачной: ничего похожего на беззаботную сальсу.

      Корасон широкими шагами пересекла класс и встала перед учениками. Казалось, она позабыла об их присутствии. Когда вступила гитара, женщина подняла сначала одну руку, потом другую, выгнув и разведя пальцы так, что они напомнили лепестки ромашки. Больше пяти минут она топала ногами в сложной последовательности, чередуя удары то пяткой, то носком, то носком, то пяткой. Все убыстряясь, они переросли в оглушительную вибрацию, оборвавшуюся окончательным, решительным «бах!», с которым она впечатала свою крепкую туфлю в жесткий пол – и замерла. Это был не только танец, но и виртуозная демонстрация силы и невероятного технического мастерства; возраст танцовщицы удивительным образом только усиливал впечатление.

      В то же мгновение, когда она остановилась, колонки извергли протяжный скорбный крик, окутавший всех присутствующих своим тревожащим шлейфом. Голос был мужским, надсадным, казалось, он передает ту же муку, которая отражалась на лице танцевавшей Корасон.

      Когда ее партия подходила к завершению, вступил Фелипе. Он несколько секунд повторял движения супруги, демонстрируя зрителям, что этот танец – не импровизация в чистом виде, а тщательно отрепетированный хореографический номер. Теперь в центре внимания оказался Фелипе. Он принял эффектную позу, демонстрируя свои узкие бедра и стройную, изогнутую буквой «С» спину, и, помедлив с пару мгновений, начал вращаться, отбивая ногой серию мощных, так что подрагивал пол, ударов. Звук, с которым металл впечатывался в дерево, рикошетил от зеркальных стен. Движения Фелипе были даже чувственнее, чем у его супруги, и уж точно куда кокетливее. Складывалось ощущение, будто он заигрывает с классом: