Ведь. Андрей Кутерницкий

держала перед собой за длинные ручки дорожную сумку с выпуклыми боками, поставив ее мягким днищем на носы своих туфель.

      – Что ты здесь делаешь? – спросил я, сразу ощутив запах крепких духов, который сверкал вокруг ее белокурых волос.

      – Я? – переспросила она так, словно здесь был еще кто-то и вопрос мог относиться не к ней. – Парень шел за мной.

      – Где он?

      Она молчала, с таинственной улыбкой взглядывая на меня исподлобья.

      – Отстал, наверное, – промолвила она. – Постоим здесь у дерева. Здесь хорошо.

      Сумрачные тени мягко переместились на ее лице.

      – Пойдем! – сказал я, забрав у нее сумку.

      Она опустила взгляд в землю, несколько секунд ждала.

      – А для чего нам туда идти? – спросила.

      И захихикала.

      Мы вошли в помещение котельной.

      Посреди котельного зала она остановилась. Ломкая тревожная улыбка блеснула на ее лице. Обычно мы встречались у ворот и гуляли по парку; возле котлов она была впервые. И эта неожиданная робость, удивленное разглядывание приборов, нависающих над ее головой, произвели на меня новое впечатление, суть которого можно было выразить так: «Я правильно сделал, позвонив ей».

      В каптерке я помог ей снять плащ, и она осталась передо мной в очень короткой кримпленовой юбочке, держащейся на ее округлых ягодицах колоколом и совершенно открывающей постороннему взгляду ее широкие, сверкающие капроном бедра. Еще на ней была красная блузка с мелкими стеклянными пуговицами, а на ступнях – лакированные туфли-лодочки.

      – Ты такой пьяный! – сказала она. – Где ты так напился?

      Я крепко взял ее за запястья, опустил спиной на топчан и повалился в черный провал без дна.

      «Хочу! – жадно хрипел во мне яростный ненасытный голос. – Я земляной человек. Я хочу!»

      Тут и там мелькала разноцветная женская одежда…

      Топчан плыл из-под меня и бешено вращался…

      Задыхаясь, судорожно хватая ртом воздух, я поднял голову и стоячими глазами увидел в прямоугольнике окна в блеске ночи омерзительное туловище дымовой трубы.

      Люся рывком села, прикрывая студенистые груди руками, не глядя на меня, не произнося ни слова.

      Я выпрямился над ней в полный рост, испытывая отвращение к самому себе, к ее разбросанной одежде, к этой тесной каптерке.

      – Сейчас… – с трудом выговорил я. – Надо… Проверю показания приборов…

      По серому цементному полу среди пыльного железа, среди множества уродливо изогнутых трубопроводов я бродил.

      Я был мертвецки пьян и абсолютно трезв.

      «Нет, это совсем не та жизнь, которой я хочу жить, совсем не те чувства, которые хочу испытывать!» – говорил я себе.

      Я трогал маховики задвижек на насосах, прислонялся лбом к холодным металлическим стойкам, вспомнил о ноге, сожженной Раскорякой в топке котла, вспомнил о том, как спросил о его возрасте.

      Я прижал глаз к слюдяному окошку котла.

      Пламя бушевало в замкнутом объеме трапециевидной топки. Струи раскаленного газа, завихряясь, напряженно гудели.

      Я впустил свой