Сады Луны. Стивен Эриксон

более личным.

      «Они все еще помнят меня и, наверное, до сих пор считают, будто я им вроде мамаши. Вот и этот из осколков Второй армии, блистательной гвардии императора. И всегда услуга за услугу. Спаси наши шкуры, колдунья, и мы спасем твою. А много ты видела бескорыстных семей? То-то же. Но почему они все больше становятся мне чужими?»

      Колдунья рассеянно отсалютовала караульному.

      Маги вошли в штабной шатер. Дырявый Парус сразу же ощутила присутствие магической силы, которую Калот называл запахом. У него заслезились глаза, а у нее обручем сжало голову. Дырявый Парус очень хорошо знала природу этой силы: та была для колдуньи сущим проклятием и противостояла ее собственной. Голова заболела еще сильнее.

      Штабной шатер был разделен на две половины. В первой, тускло освещенной коптящими лампами, стояло чуть больше десятка грубых деревянных стульев. У стены, на походном столике, поблескивал медный кувшин с дрянным вином, окруженный почерневшими кружками.

      – Клобук меня накрой, Парус. До чего мне здесь противно, – шепнул ей Калот.

      Когда ее глаза привыкли к полумраку, Дырявый Парус увидела на второй половине знакомую фигуру. Человек склонился над столом с картами, за которым обычно сидел Дуджек. Его красный плащ колыхался, как вода под ветром, однако сам человек оставался неподвижным.

      – Поганое зрелище, – прошептала Дырявый Парус.

      – Я только что об этом подумал, – ответил ей Калот.

      Они уселись.

      – Как ты думаешь: у него это заученная поза?

      Калот усмехнулся.

      – Вне всякого сомнения. Верховные маги Ласэны не разбираются в боевых картах. Он скорее погибнет, чем возьмет на себя труд понять, что к чему.

      – Правильнее сказать – скорее нас погубит.

      – Наконец-то мы сегодня займемся делом, – послышалось с соседнего стула.

      Дырявый Парус нахмурилась, поглядев на стул. Он казался темнее остальных.

      – Ты ничем не лучше Тайскренна, Хохолок, – укоризненно бросила она. – Радуйся, что я не села на твой стул.

      Хохолок снял заклинание. Вначале в сумраке появились его желтоватые зубы, а затем и все лицо. На его плоском, испещренном шрамами лбу и бритом черепе блестели капельки пота. Ничего удивительного: этот маг мог бы вспотеть даже в леднике. Он наклонил голову; выражение лица Хохолка было презрительно-отрешенным. Темные глазки остановились на Дырявом Парусе.

      – Ты еще не разучилась работать, а?

      Хохолок расплылся в улыбке, отчего его мясистый, свернутый вбок нос стал еще более приплюснутым.

      – Если забыла, я напомню: работой называется то, чем ты занималась, пока не приобрела обыкновение укладываться с нашим дорогим Калотом. Пока не стала слишком уж мягкотелой.

      Колдунья приготовилась ответить, но Калот ответил первым. Растягивая слова, он произнес:

      – Надоело одиночество, Хохолок? Разве я не говорил тебе, что маркитантки потребуют с тебя двойную плату за свои ласки? Но тебе, наверное, жалко денег.

      Калот взмахнул рукой, будто прогоняя дурные мысли, и продолжал:

      – Есть еще одна простая причина. После гибели Недариана в Моттском лесу