Пять минут прощания (сборник). Денис Драгунский

и поколений

      ЗА ВТОРЫМ РУБЕЖОМ

      1967 год.

      Дом ученых. Белла Ахмадулина читает стихи.

      Зал переполнен. Я стою за кулисами. Поскольку я из знакомых, из допущенных. Я ее почти не вижу. Иногда промелькивает тень, контур, взмах руки. Всего меня заполняет ее прекрасный, сильный, поющий, чуть-чуть ноющий и от этого еще более сладкий голос.

      Она читает «Биографию»:

      Прощай же! Он прощается с тобой,

      и я прощусь. Прости нас, итальянка!

      Мне нравится шарманщик молодой,

      И обезьянка не чужда таланта…

      Меня крутит и уносит.

      Она читает еще и еще.

      Меня уносит дальше и дальше.

      Но вот она произносит:

      – Мне тридцать лет…

      Я вздрагиваю.

      – Мне тридцать лет! – вскрикивает она своим поюще-ноющим голосом.

      Уже не помню, строка это из стихотворения или это она просто обращается к залу, рассказывая о себе.

      Я выполоскан в проруби и выставлен на ледяной ветер.

      Ей тридцать лет? Тридцать? Не может быть! Она так прекрасна, так чудесна, так волшебна, так невероятна – и ей? тридцать? лет?

      Мне было шестнадцать. Для меня первый рубеж недоступной взрослости – двадцать лет. Ну, двадцать два года. Уже настоящая женщина; и уже наверняка чья-то женщина. Мне в ту сторону даже смотреть не надо. Разве тайком покоситься и вздохнуть. А тридцать лет – это второй рубеж. Тетенька. Соседка. Марьпетровна. Уже неинтересно.

      Меня больше не крутит и не уносит: ей ведь тридцать лет.

      Все равно как если бы в тридцать лет я вдруг понял, осознал и почувствовал, что самой прекрасной в мире женщине – семьдесят, к примеру. Не сорок, не сорок пять и даже не пятьдесят, а именно что семьдесят.

      С годами эти роковые расстояния растягиваются, конечно же.

      А в юности они страшно короткие.

      заметки по логике

      ДИЛЕММА ФУТУРОЛОГА

      В 1961 году, если кто помнит, Хрущев объявил, что через двадцать лет в СССР будет построен коммунизм. «От каждого по способностям, каждому по потребностям». То есть всё бесплатно, как поняли самые простодушные граждане, и дети в том числе.

      Мы с ребятами представляли себе коммунизм так: приходишь в магазин, набираешь все, что нужно. Хлеба батон, колбасы полкило, сыру триста грамм, ну и все такое. А также одежду и обувь. Все люди сознательные, берут сколько надо, не набивают сумки едой и ширпотребом.

      Красота.

      И мы верили, что коммунизм настанет!

      И я тоже верил. На девяносто девять процентов.

      Потому что мало ли что. Вдруг и вообще.

      Однажды у нас во дворе завелся спор, будет все-таки коммунизм или нет.

      – Спорим, будет! – сказал один парень, Сашка его звали.

      – На что спорим? – спросил Костик.

      – На бутылку коньяка! – сказал Сашка.

      Мы, конечно, еще не пробовали коньяк. Но выражение «спорим на бутылку коньяка» знали. Слышали во взрослых разговорах. Хорошее было выражение, шикарное такое. Почти