Еким, мигая, посмотрел на Коня и вздохнул:
– Запустили покосы, так запустили, что ужасть одна.
– Ничего, вычистят. Я сам видел в МТС кусторез. Во здорово режет, черт! Ольшаник толщиной с оглоблю, как солому, валит, – восхищенно проговорил белобрысый паренек и покраснел.
Его никто не поддержал. После Татьяниного обеда животы огрузли, разговаривать и двигаться было лень. Колхозники лежали, сладко жмуря глаза, и кое-кто уже похрапывал. С обмерочной палкой пришла Клава и сообщила, кто сколько скосил. И тут все поднялись и заговорили. Оказалось, что Василий Ильич с Сашком смахнули без малого гектар. Сашок толкнул локтем Овсова.
– Живем, Ильич. По пять рублей на брата есть.
– Больше, – живо отозвалась Клава. – Нынче председатель обещает дать на трудодень по шесть.
– Держи карман шире… С чего это? – крикнул Арсений Журка.
– Со всего и дадут, – запальчиво возразила Клава. Арсений вскочил, его смуглое подвижное лицо насмешливо скривилось.
– Дадут, поддадут да еще подбавят. Озимые-то еще с осени вымокли, а яровые нынче не ахти какие.
– Ах, грех тебе хаять-то, – вступился за яровые Еким. – Дюже ладная пшеница на климовских полях.
– А ты смотрел, какая рожь? У Сашка щетина на подбородке гуще.
– А льны какие!
– Лен выручит!
– Ясное дело – выручит!
– Все равно по шесть не дадут, – уныло проговорил колхозник с маленькими глазами на давно не бритом лице, – новый скотный двор постановили строить и завод. Опять наши денежки тю-тю.
– А что, разве это правильно? – горячо подхватил Журка. – Надо сначала колхозника удовлетворить, а потом и строиться. На кой черт сушилка, например, сдалась? На печках высушим. Было б чего сушить…
– И хватать! Верно, Арсений? – громко перебила его Татьяна.
– Чего хватать? – огрызнулся Журка.
– Чего? Аль забыл, как я у тебя из порток льняное семя вытряхивала? – и Татьяна под дружный хохот колхозников рассказала, как застала на току Журку, когда он насыпал в штаны семя.
Колхозники продолжали спорить. Каждый старался доказать свое. И всех волновал один вопрос: как нынче будет – лучше или хуже, чем в прошлом году?.. Один только Овсов оставался в стороне. Равнодушно слушая, он мысленно повторял: «Шесть рублей, шесть рублей». И, ощущая ломоту в плечах, думал: «Я там, в артели, ничего не делая, получал больше». И тут Василий Ильич почувствовал, как постепенно закрадывается в него страх. Он старался отогнать его. «Ничего, ничего. Заведу свое хозяйство, все будет». И опять: «Шесть рублей, шесть рублей!»
Во второй половине дня косили по кустам. Там росла густая макушистая трава. Справа от Овсова теперь шел Конь. Коса