Гарики на все времена. Том 1. Игорь Губерман

я плачу гуще и активней

      и безмерно счастлив от рыданий.

      458

      В чистилище – дымно, и вобла, и пена;

      чистилище – вроде пивной;

      душа, закурив, исцеляет степенно

      похмелье от жизни земной.

      459

      Тоска и лень пришли опять

      и курят мой табак уныло;

      когда б я мог себя понять,

      то и простить бы легче было.

      460

      Жизни плотоядное соцветие,

      быта повседневная рутина,

      склеив и грехи, и добродетели,

      держат нас, как муху – паутина.

      461

      Земля весной сыра и сиротлива,

      но вскоре, чуть закутавшись в туман,

      открыто и безгрешно-похотливо

      томится в ожидании семян.

      462

      Ничтожно мелкое роение

      надежд, мыслишек, опасений —

      меняет наше настроение

      сильней вселенских потрясений.

      463

      Не знаю, кто диктует жизнь мою —

      крылат он или мелкий бес хромой,

      но почерк непрестанно узнаю —

      корявый и беспутный, лично мой.

      464

      Сытным хлебом и зрелищем дивным

      недовольна широкая масса.

      Ибо живы не хлебом единым!

      А хотим еще водки и мяса.

      465

      Навряд ли наука найдет это место,

      и чудом останется чудо.

      Откуда берутся стихи – неизвестно.

      А искры из камня – откуда?

      466

      Душа лишается невинности

      гораздо ранее, чем тело;

      во всех оплошностях наивности —

      она сама того хотела.

      467

      Прихоти, чудачества, капризы —

      это честь ума не умаляет,

      это для самой себя сюрпризы

      грустная душа изготовляет.

      468

      Я ведал много наслаждений,

      высоких столь же, сколь и низких,

      и сладострастье сновидений —

      не из последних в этом списке.

      469

      По капелькам, кусочкам и крупицам

      весь век мы жадно ловим до кончины

      осколки той блаженности, что снится,

      когда во сне ликуешь без причины.

      470

      Средь шумной жизненной пустыни,

      где страсть, и гонор, и борение,

      во мне достаточно гордыни,

      чтобы выдерживать смирение.

      471

      А жизнь летит, и жить охота,

      и слепо мечутся сердца

      меж оптимизмом идиота

      и пессимизмом мудреца.

      472

      Раскрылась доселе закрытая дверь,

      напиток познания сладок,

      небесная высь – не девица теперь,

      и больше в ней стало загадок.

      473

      Почти старик, я робко собираюсь

      кому-нибудь печаль открыть свою,

      что взрослым я всего лишь притворяюсь

      и очень от притворства устаю.

      474

      Друзья мои живость утратили,

      угрюмыми ходят и лысыми,

      хоть климат наш так замечателен,

      что мыши становятся крысами.

      475

      Серость побеждает