Моя война. Юрий Алексеевич Слатов

здесь что, не настоящая? – капитан Лёха летел в Кундуз командиром танковой роты.

      – И здесь настоящая. Но другая, – Игорь прикурил очередную сигарету. – Алексей! Вот ты был командиром роты в… Где, кстати?

      – В Чебаркуле.

      – Опс! Это где такой?

      – Под Челябинском.

      – Ага! Ну, вот. И чем ты там с ротой занимался? По мишенькам фанерным стрелял?! Ну, водили свои танки… изредка. А в основном заборы красили да плац мели. Что, не так?

      Капитан кивнул и икнул. Старшина плеснул водки в наши стаканы:

      – А вечером бегом домой. Жена ворчит. У детей в школе проблемы, тёща пилит… А утром ни свет ни заря опять в роту… А в роте – ЧП, чепушка! И комбат орёт, а командир полка дерёт… Так?

      – Всякое бывало, – ответил капитан, и мы все согласно закивали головами. Я на минуту вспомнил свою службу в дисбате: почти каждый день в роту на подъём, почти каждый день домой после отбоя. Через день на ремень – в наряд или караул. Ольга дома с малышом всегда одна. Выходных нет…

      Старшина продолжал:

      – В Афгане тоже всякого хватает. Но есть одно, чего нет в Союзе. Настоящее дело. Война. И всё этому подчинено. И люди сразу совсем другие. Вот за них и выпьем!

      Игорь с удовольствием опрокинул в себя очередные полстакана. Как ни странно, но после шестого захода на цель, то бишь после очередных ста граммов, высота опьянения перестала у меня набираться и остановилась на границе контроля над своим телом и эмоциями.

      – Вот именно, война. Можно и… того, получить в лоб… – слово «война» и близость смерти всё равно перевешивали для меня все доводы бывалого десантника по поводу «необходимости и важности дела, хороших людей…» и так далее. Алкоголь существенно приглушил, но не убил чувство тревоги перед грядущим.

      – Можно, – спокойно согласился Игорь. – Это уж только Богу ведомо, где огребёшь. Вот случай был. Прапор наш один на все боевые в горы ходил. Две Красные Звезды получил и ни одного ранения. А когда заменщик к нему приехал – он от радости три дня водку жрал, а в самолёте по дороге домой – плохо с сердцем. В Ташкенте уже труп выгрузили. Вот это, блин, невезуха.

      – Да уж. Обидно, – ещё один прапорщик за нашим столом, Саня кажется, даже поёжился от какого-то своего неприятного ощущения. Он летел в Кандагар. На какую должность – не сказал.

      – Какой там обидно?! Полный пиндец! Родные-то уже знали, что живой. А тут на тебе – «геройски погиб от перепоя»…

      Все закурили, поражаясь трагической нелепости ситуации.

      – А вот ещё случай, – старшина завёлся, – летёха, взводный молодой, на первую войну пошёл. Ну, бздел маленько, но виду не показывал, всё вроде нормально. Захотел по большой нужде. Ему бойцы говорят: «Товарищ лейтенант, давайте, не стесняйтесь, прям туточки…» А он, бестолковый, за камешек решил укрыться. Неудобно, видите ли, при всех…

      За столом все напряглись, предчувствуя печальную развязку этой истории. И не ошиблись.

      – Только сошёл с тропы – бамс! Взрыв. Хорошо, что «итальянка», а не «прыгалка». Но ноги