День ангела. Павел Комарницкий

затормозил. Дорогу преграждало здоровенное поваленное дерево.

      Радости не было, лишь твёрдая уверенность – иначе и быть не могло.

      Я оставил машину на дороге, достал из багажника рюкзак. Начал складывать консервы, спальник, надувной матрас, фонарь. Да, чуть не забыл красную ленту…

      Как тогда дед сказал – «можно пешком попробовать, ежели ума негусто»? Вот я и попробую.

* * *

      – Растёшь над собой, парень!

      Дед Иваныч стоял надо мной, смотрел, как я выбираюсь из спальника, рядом жарко дышал верный Казбек. Я не стал отвечать. Не хочешь помочь, так хоть не мешай, и за это спасибо.

      – Я к тому, что Тезей – слыхал о таком? – ну вот, покуда по Лабиринту шастал, нитки сплошняком клал. А ты, как человек продвинутый, современный, стало быть, это дело рационализировал. Большая экономия получается.

      Зря смеёшься, дед. Грешно смеяться над больным.

      Дед смущённо крякнул. Уловил мысль.

      – Ладно, Рома, извини. Только кончай красные тряпки по всему лесу развешивать. Этак ты мне волков приучишь, потом сладу с ними не будет.

      Я молчал. Что мне до волков?

      – Знает она о твоих изысканиях, Рома. Хотел я утаить, каюсь, впервые в жизни совершил служебное преступление, значит. Да разве от них что утаишь? Хоть как старайся, мысли в голове не задавишь.

      Я молча сооружал костёр. Некогда мне, дед, неужели не видишь?

      Дед снова крякнул.

      – Ты вот что, Рома, айда ко мне. Придёт она.

      Я медленно сел, опустил руки.

      – Когда? – голос хриплый, дрожащий.

      – Да хоть сегодня. Как раз дежурство её.

      – В сторожку твою?

      – Да куда хочешь. Можно и в сторожку, я мешать не буду, уйду. Насмотришься в её глазищи. Может, и все точки расставите, хоть и не верю я.

      Я вдруг рассмеялся.

      – Послушай, ведь она сегодня дежурит, значит, будет делать обход, или облёт, или что там? Так чего проще, я рядом с базой, в двух шагах. Не пойду я, дед, здесь останусь.

      – Ну, как знаешь. Чем гостью угощать-то будешь?

      Я молча поднял глаза. Дед снова крякнул.

      – Ладно, дело твоё.

* * *

      Костёр горел, чуть потрескивая. Косые солнечные лучи прочерчивали лесной сумрак, и плывущий меж деревьев дым принимал причудливые очертания – слоился, струился и закручивался маленькими вихрями. На землю спускался тихий вечер.

      Где-то в ветвях, почти над головой, захлопала крыльями птица. Я заозирался – крупная птица, глухарь, что ли?

      Мощный порыв ветра чуть не загасил огонь, поднял клуб золы, и я закашлялся. Поднял глаза. На крохотной полянке, где я обосновался, в двух шагах дрожало зыбкое марево. Секунда – и воздух словно вскипел, запузырился. Вот и она.

      Ирочка стояла, наклонив голову набок, и внимательно, чуть виновато смотрела на меня, теребя на шее хрустальные бусы, свой маскирующий прибор. Я шагнул к ней прямо через костёр, даже не заметил. Как тогда, бухнулся на колени.

      – Вот и ты. Ты сказала – до свидания. Я пришёл.

      Сияние глаз, в упор.

      – Здравствуй,