Штопальщик времени. Роза Хуснутдинова

все переругались, что драться начали.

      Вдруг ветер распахнул окно с уцелевшими стёклами, стало слышно, как заливается перепёлка, рассыпая вокруг золото и серебро, казалось, воздух, окружающий дом, становится на глазах прозрачнее и хрустальнее…

      – Ладно уж, возьми овчину, холодно ведь, – накинул один из бродяг свой полушубок на плечи другому.

      – У меня табак есть, кому надо? – спросил второй.

      Третий вдруг хрипло запел: «Ах ты, ласточка моя, пташка вольная…»

      Четвёртый обернулся к соседу: «Говорят, твоя бабка красавицей была, глаза – изумруды, волосы – тучей…»

      Тут распахнулась дверь. На пороге стоял юноша, у него была белая кожа, зелёные глаза, каштановые кудри, в руках он держал белый свёрток.

      – Что у тебя? – спросили его. – Пасхальное яйцо?

      – Или шерсть тонкорунной овцы, белой как снег на вершине Арарата?

      – А может, белый творог, поели бы…

      – Слиток серебра? Жемчуг?

      Юноша покачал головой.

      – Не угадали. Меня зовут Арег. Это моя дочка. У её матери пропало молоко. Вот, ищу козу с козлёнком…

      – Э-э, где ты сейчас найдёшь козу с козлёнком? – вздохнул один из бродяг. – Здесь ни птицы не слыхать, ни зверя… Всё выжжено войной… Вон, прилетела перепёлка, поёт, мы и радуемся!

      Юноша раскрыл покрывало, стала видна девочка. Лицо её было как лепесток розовой вишни. Девочка открыла перламутровые глазки и стала издавать тёплые вибрирующие звуки, похожие на воркование голубя.

      Перепёлка за окном засвистела ещё громче.

      – Что ж, дитя в доме, надо привести дом в порядок, – сказал один из бродяг и принялся выметать из углов мусор.

      Второй поднялся на чердак дома и нашёл там стёкла. Принёс в комнату, стал вставлять в окна.

      Третий попытался разжечь огонь в печке, принёс дрова, вынул коробку спичек.

      – Эх, была бы у нас мука, испёк бы вам лаваш, – сказал четвёртый бродяга, – я лаваш хорошо пеку!

      – А что в этом сундуке? – подошёл юноша к неказистому сундуку в углу комнаты.

      – Ничего, один хлам, уже смотрели, – отозвался тот, что разжигал печь.

      Юноша поднял крышку сундука, посмотрел, вытащил из него мешок с мукой.

      – Мука, – сказал юноша, – можно печь лаваш.

      Пошарил ещё в сундуке, вытащил мешок поменьше.

      – Соль, – сказал.

      Пошарил в сундуке ещё и вытащил медный, потемневший от времени колокольчик.

      – Такие козы носят, – сказал он и позвенел колокольчиком.

      За окном послышалось чьё-то блеяние.

      Все бросились к окнам. На дороге стояла коза с козлёнком, смотрела на дом и на людей.

      – За колокольчиком пришла, – сказал юноша и спустился во двор. Привязал колокольчик на шею козы, потрогал вымя.

      – Доить пора, принесите кувшин, – крикнул в дом.

      – Ах ты, ласточка моя! – громко запел бродяга, любящий петь и с кувшином в руке бросился во двор.

      Поздним вечером, когда в прибранном чистом тёплом доме наелись вкусного, пахнущего дымком хлеба, напились тёплого козьего молока, его хватило всем, не только девочке, расстелили на полу овечьи шкуры, найденные на чердаке.

      – У