Кутузов. Леонтий Раковский

Петр Александрович – воюет, и с успехом!

      – Поезжайте один, Михайло Илларионович, а я останусь: невмоготу, жара…

      – Труса празднуете, Франц Карлович, а зря: опасности-то никакой! – насмешливо улыбаясь, посмотрел на Анжели Кутузов. – Поедем, братец!

      Он кивнул казаку и пришпорил коня.

      Капитан Анжели вспыхнул – так о нем при солдатах! Молокосос! Мальчишка! Но ничего не сказал, а, отъехав в сторону с дороги, стал слезать с коня. Проходившие егеря смеялись втихомолку:

      – Не в бровь, а в глаз: энтот Анеужели и впрямь трус!

      – Трус, да еще каких мало. Даве, в бою, все возле обоза только и спасался!

      – А гляди, наш Михайло: даром что молодой, а остер!

      – Да, брат, и сметлив!

      II

      Небольшая молдаванская деревня Гречени – полтора десятка мазанок, разбросанных как попало по степи, – нежданно-негаданно оказалась в центре расположения русской армии.

      Сначала до деревни доносились пушечные раскаты, и жители с ужасом ждали, что на Гречени налетят турки и предадут все огню и мечу. Потом все стихло, словно нигде не было никакой войны.

      И вдруг однажды на рассвете появились русские войска.

      Вся степь пришла в движение. Пушки, кони, люди, повозки охватили Гречени со всех сторон. Вокруг нее стала лагерем армия генерала Румянцова. Белые палатки, усеявшие степь, напоминали издали стадо гусей, слетевшихся на пастьбу.

      Тихая, затерявшаяся в степи деревенька ожила. Ее мазанки заполнились генералами и офицерами. Хозяева уступали гостям чистую прохладную горницу: сами они все равно никогда не жили в ней. А солдаты уж устраивались кто как умел: в будяке и чертополохе, пожелтевшем на солнце, во дворе, у громадной – чуть поменьше хаты – плетеной кошелки, куда молдаване ссыпали початки кукурузы, или под одиноко стоящей каруцей, выискивая хоть какое-нибудь подобие тени. И обсуждали новую стоянку:

      – Это называется у них – двор: ни сарая, ни гумна!

      – Телега ихняя – каруца – и та вон жарится на солнцепеке.

      – А молдаванину что? Он все равно колес никогда не мажет!

      – И хоть бы деревцо! Солнце встанет – опять деваться некуда.

      – А все-таки дома у них ладные, чистые. Вишь, окна и двери как размалеваны…

      – Да что толку-то в чистоте, коли в избе настоящей русской печи нет. Один очаг в сенях.

      – Нет, это хорошо, что варят в сенях: в избе чище!

      – Чисто-то чисто, да красного угла у них нет…

      – И спят где попало. Войлок по всей избе таскают. То ли дело у нас: печь.

      – Ты все о холоде позабыть не можешь. Тут, брат, морозы поменьше, чем у тебя в Архангельске…

      – Слышь, а как эта деревенька прозывается?

      – Гречани.

      – Выходит: «Гоп, мои гречаники»?

      – Да. Наш Петра Александрович не зря подобрал такую – Гречаники: он любит все украинское, вырос на Украине!

      – А знаешь, бабы тут схожи на украинок, ражие.

      – Э, далеко куцему до зайца! – отозвался украинец. – Наша Одарка чи Пидорка як буря по хате носится, и кричит, и сокочет. А эта чуть ворушается и только одно знает: «Нушти русешти».

      – Верно,