Костяные часы. Дэвид Митчелл

с деньгами, – с тайной надеждой говорит Найджел.

      – Но ты ведь живешь дома, а не в страшном и ужасном внешнем мире. – Папа хмуро смотрит на часы. – Кстати, родители фройляйн нашего Алекса знают о том, что она названивает в Англию? Средь бела дня, между прочим.

      – Они же немцы, пап, – говорит Найджел. – У них увесистые кошельки, полные дойчмарок.

      – Тебе легко говорить, но объединение дорого обойдется Германии. Мои франкфуртские клиенты очень нервничают из-за падения Берлинской стены.

      Мама разрезает печеную картофелину.

      – Хьюго, тебе Алекс рассказывал об этой Сюзанне?

      – Ни слова. – Ножом и вилкой я аккуратно отделяю филе форели от костей. – Видишь ли, существует такая штука, как братское соперничество.

      – Но ведь вы с Алексом сейчас лучшие друзья!

      – Ага, – говорит Найджел, – до тех пор, пока не прозвучат роковые слова: «А не сыграть ли нам в „Монополию“?»

      – Ах, по-твоему, я виноват, что никогда не проигрываю? – оскорбленно осведомляюсь я.

      – То, что никто не может поймать тебя на жульничестве… – фыркает Найджел.

      – Родители, вы слышите этот оскорбительный, беспочвенный клеветнический наезд?

      – …еще не означает, что ты не мухлюешь. – Найджел укоризненно взмахивает столовым ножом. Этой осенью мой младший братишка расстался с невинностью и сменил шахматные журналы и приставку «Атари» на The KLF и туалетные принадлежности. – Между прочим, благодаря моим блестящим дедуктивным способностям мне известны целых три вещи об этой Сюзанне. Раз она находит Алекса привлекательным, то она, во-первых, слепа, как летучая мышь, во-вторых, привыкла иметь дело с малышней и, в-третьих, у нее напрочь отсутствует обоняние.

      Тут как раз появляется Алекс:

      – У кого это напрочь отсутствует обоняние?

      – Принеси-ка старшему брату его обед, – велю я Найджелу, – иначе я прямо сейчас тебя заложу, и тогда уж ты точно получишь по заслугам.

      Найджел без возражений подчиняется.

      – Ну, как там Сюзанна? – спрашивает мама. – В Гамбурге все в порядке?

      – Да, все прекрасно.

      Алекс усаживается за стол. Мой брат не любит разбрасываться словами.

      – Помнится, она изучает фармакологию, – не унимается мама.

      Алекс накалывает на вилку мозгоподобный кусок цветной капусты.

      – Угу.

      – И когда же ты нас с ней познакомишь?

      – Трудно сказать, – говорит Алекс, и я вспоминаю о тщетных надеждах бедняжки Марианджелы.

      Найджел ставит перед старшим братом тарелку с его порцией.

      – Никак не могу привыкнуть к тому, как сократились расстояния, – вздыхает папа. – Подружка в Германии, катание на лыжах в Альпах, курсы в Монреале – все это стало нормой. Когда я впервые покинул Англию и поехал в Рим – мне было примерно столько же, сколько сейчас тебе, Хьюго, – никто из моих приятелей так далеко от дома никогда не уезжал. А мы с другом сели на паром в Дувре, приплыли в Кале, оттуда автостопом добрались до Марселя, а потом через Турин – до Рима. На это ушло шесть дней. И нам обоим