«Всё с вами, но не ваш». Избранное. Леонид Завальнюк

горние сны естества?

      Поэтому я говорю так:

      – Она спасает.

      Но только одно –

      Нашу грязную, горькую, грешную землю,

      На которой растёт всякое дерево,

      И всякий куст,

      И трава…

      Сокрытость «другого мира» лишает смысла разговоры о будущем. Следствием является то, что будущее уступает своё место прошлому, которое совершает какой-то странный пируэт и обретает вторую, более проникновенную прелесть:

      Никто меня не понимает.

      Стенать ли?

      Радоваться ли?

      Меня былое обнимает

      Рукой, истлевшею вдали.

      А я живым теплом касаем,

      А жизнь согрета: смерти нет.

      То время платит мне по займам

      Навек невозвратимых лет.

      Грущу?

      О нет, я не грущу,

      А просто помню,

      И возвратно

      Мне дарит прошлое стократно

      Всё то, что в будущем ищу.

      Отсюда же, из ценности уже прожитого, берёт начало ощущение глубокой древности своего бытия: история человека древнее истории богов.

      Каков характер этих редких рощ?

      Реликтовое прячется от взгляда.

      Здесь старше всех невзрачный этот хвощ,

      А всех моложе этот дуб-громада.

      Так иногда мы в детское лицо

      Глядим

      И проступает из столетий:

      – О, Господи, как скушно, как легко

      Прожив мильоны раз,

      Ещё раз жить на свете!

      Сиротство обращает все помыслы к земле, к человеку в природном целом, на единство с нею:

      …Животный мир деревни до смешного мал.

      Но доводилось видеть мне людей,

      В простом курином гоготанье

      Умеющих искать и находить довольно пропитанья

      Душе,

      Что вышла из природы,

      Но всегда

      Сквозь очи братьев наших меньших, как сквозь окна,

      С тоской голодною глядит, глядит туда…

      Я в детстве много видел их. И полюбил тот симбиоз живой,

      То прорастание людей и скудной живности друг в друга,

      Что научает мыслить нас не только головой,

      Не только плотью даже, но туманами, травой,

      Средь поля на бугре берёзкою кривой,

      Сосновой жаркостью и тиной луговой,

      И этим рвёт навек тоску любого замкнутого круга.

      …Кто знал быка, я думаю, тот знает и слона.

      И для него безмерность – вот она,

      За жёлтым хмелем огорода.

      Собака,

      Лев,

      Ихтиозавр –

      Слова!

      А суть одна. Одна на всех – природа.

      В центре мира оказывается не Бог, при всей важности его места в душе Завальнюка, а обитатель Земли – человек, обладающий, выражаясь языком Канта, «символической способностью суждения». Первостепенная роль этого качества в человеке меняет представление о месте и значении Поэта и Пророка.

      Издавна культурное сознание сближало обе фигуры. Поэты, с одной стороны, «рождены для звуков сладких и молитв», с другой, принимали