Дарья Рябинина о людях Сибири. Глафира Петровна Копылова

давала покоя, ныла. Все тело израненное пронизывало холодом, раны не заживали.

      А жить-то надо – семья, двое детей и жена.

      Арина жалела мужа: «Лечись, Паша, пригодится еще твоя

      сила, а я сама», – взваливала на себя всю работу.

      Зима лютовала, щипала колени, нос и щеки, а печь своего требует, ей подай.. Да и скотина кой-какая: сено, соломку ей,

      водичку, а то и теплого пойлица. Все делала она своими руками, но как ни

      тяжело было, а знала, что Паша дома, что он живой, отец её семейства. Хоть и без ноги, да лишь бы живой. Трудно детям

      без отца ,а ей без мужа, хоть он и не помощь ей, но Арина

      металась по двору как угорелая, веселая и помолодевшая.

      Прошла зима, прошло лето, а осенью они собирались в ее родное село, за ягодой. Надо же на зиму запастись – и за

      двадцать пять верст там тайга глубже, да и ягоды растет видимо-невидимо.

      Награзили кадушками и ведрушками свою телегу и ещё затем но двинулись в путь.Дорога предстояла длинная,для

      небольших детей утомительная, а все же настолько интересная, что они от радости повизгивали. Хоть и рано поднялись, но бодрились. В дальнюю дорогу их всегда брали, но в этом году – впервые, поэтому

      они страшно радовались, тем более, что сами родители никуда не ездили.

      Миновали большое поле, а там начались деревья, высокой,

      сплошной стеной и без конца: сосны, березы и кустарники.

      Тятенька свалился на спину и так лежал, разглядывал небо,

      мелькавшее между кустами. Это было начало тайги.

      Дашка прижалась рядом, смотрела на обрывки голубого неба

      с белыми проплывающими облаками. Дни стояли теплые,

      схие,по утрам туманились. Ягод было очень и очень много разных, какие

      рождались в Сибири. Особенно много было брусники,

      крупной, красной с белым бочком. Кислицы и смородины тоже. Год выдался ягодный, грибной. В бору глухо, темно, сыровато. Птицы поют и свистять на разные голоса.

      Где-то шуршит валежник, то затрещит подгнившая сосна, падая вниз. Шумит между ветвей ветер. Страшновато в бору, но заманчиво, таинственно, как-то даже сердце замирает не

      только у детишек, но и у взрослых. Молчат Петенька и Дашка. Вдруг кони остановились.

      – А что мы встали, тять? – спросил Петька.

      – Ладно, валяй – лежи, сейчас узнаем, – и в это время мать

      – Арина спустилась с рыдвана и попала на такую густую лужайку, где все усыпано было темно-бурой брусникой, обежала вокруг и давай брать, наклонясь чуть не до земли. Потом подошла к подвода:

      – Паша, полазим тут – так много здесь ягоды. Ехать не надо

      дальше – обыденкой обойдемся. Километров десять,

      пожалуй , отъехали от дома, вернемся засветло.

      Отец круто свернул с дороги, отъехал подальше и распряг лошадей. Буланый-то свой, а Гнедка попросил у брата – вдруг и наберут чего, так будешь тащиться до дому полгода, на

      одном – то коне, потому и взял у брата.

      Мать любила собирать ягоды. Сделает пальцы грабельками и

      гребет обеими руками – только шум стоит. Ребятишки, сначала собирали

      голова,