Аракчеевский сынок. Евгений Салиас-де-Турнемир

поставить на это место, попроще, да посговорчивее… А взять ее обратно теперь, то ее барышня с ума сойдет. Ей-Богу. Она обожает Пашуту! С ума сойдет!

      – Тебе-то что же. Наплевать тебе, соколик.

      – На кого?

      – Да на эту барышню…

      Шуйский махнул рукой и даже отвернулся лицом к стене.

      Наступило молчание…

      «Все ей объяснить, – думалось Шумскому, – ведь это – une mer a boire[2]… Не поймет, а поняв все, ничего не уразумеет! как сказал по ошибке, остроумно и верно мой барон Нейдшильд. Она поймет в чем дело, но дело это будет ей казаться простой моей забавой, стало быть, ничего не сообразит»…

      – Вот что, Авдотья, – заговорил он снова, – теперь мне вставать пора и со двора надо. Сегодня ввечеру или завтра утром я тебе разъясню, в чем ты мне должна услужить, и выручить меня. Оно не очень спешно, время терпит. Ты расположись в той горнице, где все мое имущество, прикажи кровать поставить и все эдакое…

      – Зачем? Я и на полу посплю ночь-то.

      – Да ведь ты у меня, пожалуй, недели на две застрянешь…

      – Ну, и слава Богу, коли дозволишь… Я и рада пожить у вас. Могу услужить не хуже Васьки… Он поваренок, какой он камердин… А я все-таки всю жизнь была…

      – Ну, ладно… ладно… на полу, так на полу… А в доме ни во что не путайся… Васька Копчик все это хорошо один успевает. Ну, так ввечеру я тебя позову… Ну, ступай себе…

      Авдотья собиралась уже переступить порог, когда вспомнила и спросила:

      – А где же, стало быть, родной мой, Пашута живет. Мне бы ее сегодня и повидать, да пожурить…

      – Ни-ни… Повидаешь, когда я тебя сам к ней пошлю. А вернее, что я тебя и не пущу туда, а Пашуту к себе сюда вызову.

      – Господа ее, что ли, такие… острастные. Не любят пущать во двор свой чужих. Важные господа? Вельможные…

      – Да… Барон он, и дочь его баронесса, стало быть, – улыбнулся Шумский. – По фамилии Нейдшильд…

      – Не русские…

      – Финляндцы…

      – Так… Это вот что чухонцами звать…

      – Да, пожалуй… Только это глупое ведь прозвище.

      – Нехристи ведь… Как же Пашута-то у них?..

      – Ну, ладно… ступай!..

      Авдотья вышла из спальни и задумчивая прошла в комнату, где сидела по приезде.

      Вслед за ней явился тотчас Копчик и, хитро подмигивая, вымолвил тихонько и спеша:

      – Авдотья Лукьяновна, я вам ужотко все поясню. Я у дверей был, слышал о чем вы разговор имели с барином. Знаю теперь, зачем вы и приехали. Я вам, барин уедет, все поясню. А пожелаете, я вам в один миг с Пашутой повидаться устрою.

      Авдотья с удивленьем глянула на лакея. Он быстро вышел.

      V

      Через час после разговора с мамкой, молодой офицер в простом черном пальто и городской шляпе, т. е. в штатском платье, был уже на другом конце столицы, близ Малого проспекта Васильевского острова. Он подъехал к маленькому домику с красивым фасадом и, позвонив, вошел в переднюю, как свой человек, не перемолвившись ни единым словом с лакеем, который его впустил.

      – Дождит… –

2

выпить море (фр.).