За нами Москва. Иван Кошкин

командир, лейтенант Волков, рядом со мной – батальонный комиссар Гольдберг. Ирина Геннадьевна, я понимаю, вам очень тяжело, не дай Бог кому такое пережить…

      Женщина вздрогнула, и Берестов осторожно сжал ей плечо, словно боялся, что она снова впадет в оцепенение. Но Богушева, похоже, уже окончательно пришла в себя.

      – Можете меня отпустить. – Ее голос звучал слабо, но истерики в нем не было.

      Берестов убрал руки, готовясь подхватить врача, если той опять станет плохо.

      – Вы говорили о раненых, товарищ лейтенант?

      Она посмотрела на Волкова снизу вверх, затем обвела глазами вновь подошедших солдат. Решительно протянув руку, женщина не столько попросила, сколько приказала Берестову:

      – Помогите мне встать.

      Старшего военфельдшера аккуратно подняли на ноги. Быстро осмотревшись, Богушева повернулась к лейтенанту:

      – Товарищ лейтенант, кто командует этой… группой?

      – Этой ротой командую я, – спокойно ответил Волков, – батальонный комиссар Гольдберг исполняет обязанности политрука роты. Если вас интересует наше положение, то ничего хорошего вам сказать не могу. Мы отрезаны от своих и находимся в немецком тылу. Поскольку выходить будем вместе, вам придется исполнять мои приказания, хоть вы и старше по званию. Возражений нет?

      Женщина кивнула:

      – Какие тут могут быть возражения, я хирург, а не пехотинец.

      – Хорошо, тогда первый приказ. Как вы уже слышали, у нас четверо тяжелораненых, один, кажется, умирает…

      – Есть, – коротко ответила Богушева, затем, словно вспомнив что-то, обернулась назад: – Со мной было еще двое, шофер и медсестра…

      – Шофер теперь у нас, во втором взводе. Медсестра еще не пришла в себя, вон она…

      Ирина Геннадьевна опустилась на колени рядом с девушкой, подняла веко…

      – Обморок, – резко заметила женщина. – Где моя сумка?

      Она не сомневалась, что ее вещи найдены и доставлены вместе с ней. Берестов молча передал ей сумку.

      – У кого-нибудь есть водка?

      Медведев, не говоря ни слова, сунул в руки врача флягу.

      – Жестоко, конечно, – пробормотала военфельдшер, – но времени нет.

      Она достала из сумки пузырек, открыла и поднесла к лицу девушки. Глаза медсестры внезапно открылись, она глубоко вдохнула, словно собираясь кричать, и Богушева ловко влила ей в рот водку. Подождав, пока девушка прокашляется, Ирина Геннадьевна велела бойцам:

      – Усадите ее.

      Затем, глядя медсестре прямо в глаза, Богушева спросила:

      – Пришла в себя?

      Девушка торопливо кивнула.

      – Молодец. Вставай, для нас есть работа. Будешь мне, скажем так, ассистировать.

      – Но я не могу! – Голос у Ольги оказался низкий, грудной.

      – С какого курса ушла в армию? – жестко спросила Ирина. – С третьего? Я не спрашиваю, можешь ты или нет, вставай, у нас раненый умирает. Лейтенант, мне нужен огонь и кипяченая вода.

      – Огня не будет, – ответил Волков. – Дым далеко видно.

      – Понятно, –