Кумач надорванный. Роман о конце перестройки. Игорь Бойков

сосед это наш. Видела я его даже тем вечером на лестнице, когда спускалась к тебе. Они с отцом моим уж сколько раз то пили, то дрались, то снова пили…

      – Так это вам всё в милиции объяснить надо. В подробностях объяснить. Пусть запишут у себя, в свои протоколы.

      Инна безнадёжно пожала плечами:

      – Это что-нибудь изменит?

      Валерьян ухватил её за предплечье, энергично потряс.

      – Конечно, изменит. Для них, как я понял, каждая мелочь важна. Может, большого срока и не присудят.

      Инна понуро опустила ресницы.

      – Они вдвоём у нас были. Кто ж наверняка разберёт, с чего у них в этот раз всё началось? Сначала пили, потом задрались – соседи слышали крики, шум. Тот его вроде бутылкой огрел. Отец – за нож.

      Инна прижала ладонь к глазам Малоподвижное лицо её вдруг, словно сведённое внезапной судорогой, скукожилось.

      – Пил, пил, мучил нас, мучил… А теперь вот… человека убил, – утробно хрипя, зарыдала она. – Убил… Взял и убил!

      Связный разговор их на том оборвался. Ни у него, ни у нее слова больше не шли с языка.

      Валерьян привлёк Инну к себе, топя щёки в её длинных, лежащих по плечам волосах. Она, рыдая, содрогалась сведённым, одеревенелым телом в мучительном страдании…

      Нелегко пришлось Валерьяну с домашними. Первоначальная оторопь родителей сменилась негодованием.

      – Почему же ты столько времени всё от нас скрывал? Почему до сих пор ничего не рассказывал про эту девушку? – кипятилась мать. – Что, для этого надо было обязательно в грязную историю угодить?

      Валерьян тёр пальцем переносицу, сердито сопел.

      – Да никуда я не угодил. Записали показания – отвязались…

      Павел Федосеевич, скрещивая руки на груди, недобро сужал глаз.

      – А я знаю, почему он скрывал. Потому как знал: мы таких отношений не одобрим. Дочка каких-то пьянчуг, папашу за драку с поножовщиной арестовали…

      – Неправда! У неё только отец алкоголик, а мать нормальная, непьющая. И сама Инна в нашем университете учиться, на химфаке.

      Но Валентина наседала на него неугомонно:

      – Лерик, послушай нас! Мы, родители, тебе только добра хотим. Ты на эту девицу не засматривайся. Из-за хороших девушек в милицию не попадают, знай!

      – Не хватало только, чтобы тебя теперь ещё по судам таскать начали. Только этого не доставало, – поддавил отец.

      Валерьян, внутренне кипя, ещё не оставлял надежды сгладить разговор.

      – Я туда к ним поехал, потому что мать Инны нам звонила – сами же и рассказали. Кто мог заранее знать, что там случилось?

      Родителей его аргументы не убеждали.

      – А зачем ты ей понадобился вообще? Зачем она тебя в эти дрязги пьяные сразу впутала?

      – Ничего она не впутала. Она просто дочку разыскать хотела.

      – Ты эту семейку повыгораживай ещё! – бросил Павел Федосеевич, уже резче и грубее. – Такие и сами жить по-людски не способны, и другим испортить жизнь норовят.

      Он шагнул к окну, быстрым, нервным движением отодвинул занавеску.

      – Алкашичьи дети… В университеты ещё лезут, –