Сны о Чуне. Дмитрий Воденников

прусак.

      Как ему спалось в его императорской спальне? Кто бы его защитил, кроме родной собачки? Кто бы залаял на стремительные шаги?

      Не бойся, и они меня не пожалеют

      (а мог ли Павел сам себя бояться,

      и нужно ли своих любовников бежать).

      Со мной, как со страной, ни пить нельзя, ни спать,

      но может ли страна царапать и кусаться,

      когда ее приходят убивать?

      И сегодня ночью ко мне опять, как к Павлу I, пришел страх.

      Я лежал с собакой, убранной под одеяло, сам лицом к стене, и вдруг мне показалось, что в темноте кто-то стоит, молчит и смотрит на меня.

      Это был вздор.

      Если бы кто-то стоял и смотрел на меня, пусть даже самый нереальный и призрачный, собака бы выкрутилась из-под одеяла, как яростный волчок, и бросилась бы защищать меня – меня и свое звание дурной собачки (Чуня совсем безголовая и поэтому отважна, как бультерьер, я уже говорил).

      Но собачка спала свои положенные 23 часа в сутки, а я совершенно отчетливо чувствовал чей-то взгляд.

      И тогда я стал думать о природе страха.

      Когда я был маленьким и спал в одной комнате с сестрой и прабабушкой, я часто ощущал это нечто – Того, Кто Стоит За Спиной. Это был не бог, не колдун, не домовой и не призрак. Это было что- то совсем личное. И от того неизбежное.

      От него был только один шанс избавиться: не поворачиваться. Одеяло, которым я был укрыт по самый затылок, было магическим заслоном и спасением. Я до сих пор не понимаю, что такого охраняющего было в том одеяле, но защита была.

      Тикали часы, прабабушка что-то бормотала во сне, а Тот, Кто Стоит За Спиной, стоял и не уходил.

      Их слишком много бродит в голове,

      но это не они, точнее не вполне.

      Когда-нибудь они меня задушат

      (они всегда, ужасные, с душком),

      их теплые, их маленькие души

      в такие ночи – бух, бабах, как гром.

      Мысль, что никто не может стоять в комнате, где спит чуткая прабабушка и раскинувшаяся на своем диване сестра, не приходила мне в голову. Это были наши счеты. Того, Кто Стоит За Спиной, и меня. Бабушку и сестру это не касалось. Никого же не касается чужая смерть. И чужой гость.

      Тикали отсутствующие часы, а я был весь в воспоминаниях.

      – Ты долго еще будешь думать о другом, а не обо мне? – спросил меня голос. – Обо мне, стоящем у тебя за спиной.

      Я повернулся в темноту комнаты – и там, разумеется, никого не было.

      И тут собака залаяла.

      Чуня слепнет

      Чуня слепнет (я лечил ее пять лет от «синдрома сухого глаза», а потом врач Вера Владимировна сказала, что с синдромом все хорошо, его нет, зато есть старческая слепота), Чуня глохнет (особенно ко- гда не хочет слышать то, что не хочет слышать), Чуня даже недавно почему-то в первый раз за всю свою жизнь не вышла на звонок домофона (видно, крепко спала, я даже проверил, не померла ли; нет, не померла), Чуня не в себе, меня зато цепляют вещи. То ли пытаются удержаться, то ли хотят удержать.

      Вот недавно. Подошел включить компьютер, включил его, пошел