Сны о Чуне. Дмитрий Воденников

как будто мы ей не нужны,

      И продольный мозг она вложила,

      Словно шпагу, в темные ножны.

      И подъемный мост она забыла,

      Опоздала опустить для тех,

      У кого зеленая могила,

      Красное дыханье, гибкий смех…

      Все это, конечно, очень мило, но подъемный мост был не опущен не только для лирического героя стихотворения Мандельштама, но и для нас с ящерицей. И этот провал был сильнее наших сил, это точно. Это как с любовью. Вот ты ждешь ее, все не находишь, и вдруг она пришла – и вроде взаимно, а вдруг сидишь напротив и понимаешь: зачем я здесь? почему с этим человеком? где я вообще? Мы с пойманной ящерицей смотрели друг на друга и понимали, что вместе нам не быть.

      И выход был найден.

      Я немного ослабил резинку на банке и приоткрыл марлю. Ящерица-самец судорожно задвигала отвратительными пальцами по стеклу, но открывшийся потолок был слишком высоко. «Рад бы в рай, да грехи не пускают».

      – Меньше надо было жрать! – сказал я в банку.

      Тогда я пошел за камнями. Их было много – мой неродной дедушка, который и обеспечил нам эту незаслуженную генеральскую дачу, водил машину (тоже, кстати, редкость была). Вот машина и стояла у ворот, прямо на завезенном для этой стоянки гравии. Машина была «Волгой», гравия под ней было много. Я набрал несколько камешков и вернулся к ненавистной банке.

      «Вш-ш-шик», – сказал первый камешек и скользнул в темницу. Жирная ящерица в ужасе забилась к противоположному краю.

      – Дура! Это путь к свободе!

      Почему я просто не перевернул банку? Не знаю.

      Наверное, в моей детской голове была мысль, что так нечестно. Почему честнее было добавлять по одному камню, открыв марлю, – для меня загадка. Но было именно так.

      «Вш-ш-шик», «вш-ш-ш-шик», «вш-ш-шик». Скоро банка была полна наполовину.

      Тяжело переваливаясь на криво растопыренных лапах, самец ящерицы с неизменным куском червяка во рту высунул морду из банки. Но подтянуться он не мог.

      В банку были добавлены еще несколько камней.

      Тогда неимоверным усилием ящерица все-таки извернулась, взгромоздилась на ободок тюрьмы и брякнулась прямо на прогретые доски крыльца. Свобода! Только мы ее и видели. Даже хвост в подарок оставлять не пришлось.

      – А где ящерица? – спросили меня пришедшие с обеда соседские мальчишки.

      – Она убежала, – с трагическим восторгом ответил я.

      …Прошли годы. И теперь я сам отлично знал, что делать на даче в дождь. Куда-то идти? Зачем? Вот чай, вот вино, вот пряник. Правда, сейчас на каждой даче душ, и «Красной Москвой» никто не пользуется. И «Тройной» одеколон или одеколон «Гвоздика» вполне себе заменили специальные пластины. Вставил их в устройство, всунул его в розетку – все комары ушли в осень, пригласили, так сказать, сами себя на закат.

      И черт меня дернул однажды купить таксу. Вообще-то я хотел купить йоркширского терьера. А что, милое дело! Был бы как светская львица (лев). Но йорки стоили дорого, а у меня среди прочих телефонов собакопродавцов затесался и этот. «Милая веселая таксочка ищет хозяина!»

      Я