Масоны. Алексей Писемский

нет! – возразила та, вспыхнув.

      – Не нет, а да!.. – почти прикрикнул на нее Егор Егорыч.

      – Клянусь, что я не нуждаюсь, и вот вам доказательство! – продолжала адмиральша, выдвигая ящик, в котором действительно лежала довольно значительная сумма денег: она еще с неделю тому назад успела продать свои брильянты.

      Егор Егорыч после того схватил свои деньги и сунул их опять в карман: ему словно бы досадно было, что Юлия Матвеевна не нуждалась.

      – Теперь вам, конечно, не до меня! – бормотал он. – Но когда же я могу приехать к вам, чтобы не беспокоить ни вас, ни Людмилу?

      Этот вопрос поставил Юлию Матвеевну в чрезвычайно затруднительное положение.

      – Видите… – начала она что-то такое плести. – Людмиле делают ванны, но тогда только, когда приказывает доктор, а ездит он очень неаккуратно, – иногда через день, через два и через три дня, и если вы приедете, а Людмиле будет назначена ванна, то в этакой маленькой квартирке… понимаете?..

      – Понимаю!.. – перебил ее Марфин, уже догадавшийся, что адмиральша и Людмила стесняются его присутствием, и прежнее подозрение касательно сей последней снова воскресло в нем и облило всю его душу ядом.

      Он стал торопливо и молча раскланиваться.

      – Я вам напишу, непременно напишу… Где вы остановитесь? – говорила ему адмиральша.

      – У Шевалдышева, как и всегда, у Шевалдышева! – повторил своей скороговоркой Егор Егорыч.

      По отъезде его для Юлии Матвеевны снова наступило довольно затруднительное объяснение с Сусанной.

      – Но чем особенно больна теперь Людмила? – начала та допытываться, как только осталась вдвоем с матерью.

      – Ах, у нее очень сложная болезнь! – вывертывалась Юлия Матвеевна, и она уж, конечно, во всю жизнь свою не наговорила столько неправды, сколько навыдумала и нахитрила последнее время, и неизвестно, долго ли бы еще у нее достало силы притворничать перед Сусанной, но в это время послышался голос Людмилы, которым она громко выговорила:

      – Мамаша, позовите ко мне Сусанну!

      Адмиральша, кажется, не очень охотно и не без опасения ввела ту к Людмиле, которая все еще лежала на постели и указала сестре на стул около себя. Сусанна села.

      – А вы, мамаша, уйдите! – проговорила Людмила матери.

      Старушка удалилась. Людмила ласково протянула руку Сусанне. Та долее не выдержала и, кинувшись сестре на грудь, начала ее целовать: ясное предчувствие ей говорило, что Людмила была несчастлива, и очень несчастлива!

      – Что такое с тобой, Людмила? – произнесла она. – Я прошу, наконец умоляю тебя не секретничать от меня!

      – Я не буду секретничать и все тебе скажу, – отвечала Людмила.

      Тогда Сусанна снова села на стул. Выражение лица ее хоть и было взволнованное, но не растерянное: видимо, она приготовилась выслушать много нехорошего. Людмила, в свою очередь, тоже поднялась на своей постели.

      – Я не больна, ничем не больна, но я ношу под сердцем ребенка, – тихо объяснила она.

      Сусанна все ожидала услышать, только не это.

      – Я