В водовороте. Алексей Писемский

сомнительно, но не без удовольствия покачала своей хорошенькой головкой.

      – Наконец, я прямо тебе говорю, – продолжал князь, – я не в состоянии более любить тебя в таких далеких отношениях… Я хочу, чтобы ты вся моя была, вся!..

      Елена при этом немного отвернулась от него.

      – Да разве это не все равно? – сказала она.

      – Нет, не все равно.

      – Ну, люби меня, пожалуй, как хочешь!.. – проговорила, наконец, Елена, но лица своего по-прежнему не обращала к нему.

      – Я сегодня, – говорил, как бы совсем обезумев от радости, князь, – видел картину «Ревекка», которая, как две капли, такая же красавица, как ты, только вот она так нарисована, – прибавил он и дрожащей, но сильной рукой разорвал передние застежки у платья Елены и спустил его вместе с сорочкою с плеча.

      – Что ты, сумасшедший? – было первым движением Елены воскликнуть.

      Князь же почти в каком-то благоговении упал перед ней на колени.

      – О, как ты дивно хороша! – говорил он, простирая к ней руки.

      Елена пылала вся в лице, но все-таки старалась сохранить спокойный вид: по принципам своим она находила очень естественным, что мужчина любуется телом любимой женщины.

      – А что, если ты… – заговорила она, кидая на князя взгляд, – не будешь меня любить так, как я хочу, чтоб меня любили?

      – Буду, как только ты желаешь, но ты меня разлюбишь сама!

      – За что же я тебя разлюблю?.. Разве ты знаешь причину тому?

      – Никакой я не знаю, но можешь разлюбить. Постой!.. – воскликнул князь и встал на ноги. – Если ты разлюбишь меня или умрешь, так позволь мне застрелить себя… из этого револьвера… – прибавил он и раскрыл перед Еленой ящик с оружием.

      – Изволь! – отвечала та, смеясь.

      – Напиши это чернилами на крышке.

      – Зачем же писать? – спросила Елена.

      – Непременно напиши, я хочу этого.

      – Но что ж я писать буду?

      – Напиши, что «позволяю князю Григорову, когда я разлюблю его, застрелиться, такая-то».

      Елена написала.

      – Ну, теперь я доволен! – проговорил князь и стал снова перед Еленой на колени.

      V

      Весеннее солнце весело светило в квартиру госпожи Жиглинской. Сама Елизавета Петровна сидела на этот раз в гостиной, по обыкновению своему сохраняя весьма гордую позу, а прямо против нее помещался, несколько раз уже посещавший ее, Елпидифор Мартыныч, раздушенный, в новом вицмундире, в чистом белье и в лаковых даже сапогах. Он всегда ездил к Жиглинским прифранченный и заметно желал встретиться с Еленой, но ни разу еще не застал ее дома. Елизавета Петровна, очень обрадовавшись приезду этого гостя, не преминула сейчас же начать угощать его кофеем, приятный запах от которого и распространился по всем комнатам. Довольство в доме Жиглинских с тех пор, как Елена сделалась начальницей заведения, заметно возросло; но это-то именно и кидало Елизавету Петровну в злобу неописанную: повышение дочери она прямо относила не к достоинствам ее, а к влиянию и просьбам князя. «А, голубчик, ты этими наградами по должности и думаешь отделаться?!.