Некромант. Новелла о непутёвой ученице. Игорь Осипов

перейдёт её по пояс в мутной и тёплой воде, то обоз придётся перегружать, а это риск намочить хлеб, солонину и палатки. Строить лодки и перетаскивать всё ими – лишняя трата времени. А терять время нельзя, ибо сердце войны не солдаты, не оружие, а хорошо спланированная транспортная сеть. И потому нужен мост для регулярного пользования.

      Я смотрел на нежить, заколачивающую сваю по пояс в тине и ряске, а эхо молотов далеко разносилось над водой.

      – Тагира, сыграй, – произнёс я, – что-то нехорошо мне.

      Закованная в такую же броню, что и я, девушка сняла шлем с ярко-белым воланом из конских волос и кожаные перчатки, а потом достала из-за пазухи флейту и приложила к губам. К стуку молотов, визгу пилы и шуму листвы добавилась быстрая мелодия марша жизни. Пальцы девушки ловко бегали по отверстиям, рождая совсем другие образы, нежели война. Лишь когда издали донеслись протяжные крики разрываемых псами людей, она сбилась и опустила флейту.

      – Играй, Тагира.

      Но девушка вместо того, чтоб снова приложиться к своему инструменту, встала на свежеошкуренное бревно и начала на нём прыгать и громко кричать.

      – Вставай! Уже утро!

      – Тагира?

      Девушка со всего маха бухнулась на колени и тряхнула меня за плечо.

      – А кто такая Тагира? – разгоняя утренний сон, громко спросила племянница.

      Я со стоном открыл глаза, увидев перед собой лицо Миры. Она сидела на коленях возле моей подушки и тормошила меня за плечо.

      – О, боги, – пролепетал я, облизав губы, – позвольте мне умереть прямо сейчас.

      – Не позволю, – весело ответила Мираель, вскакивая на ноги.

      Она была одета во всё ту же тёмно-красную тунику с широкими чёрными лентами.

      – Ты хоть сандалии сняла, прежде чем на кровать заскакивать? – пробубнил я, понимая, что поспать больше не получится.

      – А корабль когда отплывает? – вместо ответа звонко спросила Мира.

      – Завтра утром. Сенатор Марут Ханрец у нас в городе останавливался по пути в столицу. Мы с ним до Митаки доплывём. Через месяц обратно. Там корабли чуть ли не каждые три дня ходят.

      – Зелень зелёная, – бросила Мира молодёжное словечко, а потом снова спросила. – А кто такая Тагира?

      – Один из моих маяков-якорей. Мы с ней всю первую войну прошли.

      – Зелень. А что с ней случилось? Погибла?

      – Замуж с ней случился. Я ей вольную дал и рекомендательные письма в придачу, – ответил я, потянувшись к небольшому серебряному кувшину с чистой водой.

      Чары на нем делали воду всегда холодной.

      – Так ты год без маяка?

      – У меня было потом два маяка-музыканта, оба парни, но никто из них не продержался. Первый уволился, не выдержав постоянного присутствия мертвецов. Второй попал под обвал штольни. Когда его нашли, то это желе даже в качестве карьерной нежити нельзя было использовать, не то что как маяк.

      – Ух ты. Ну, теперь у тебя новый маяк.

      – Ты издеваешься? Нормальные маяки по праздным вечерам запросто менестрелями на свадьбах