Хрупкое равновесие. Рохинтон Мистри

скрывать.

      Мужчины быстро все оглядели, обратив внимание на изображения индуистских божеств на стене над рабочим столом. Один из них в шафрановой рубашке выступил вперед:

      – Послушай, парень, если ты врешь, я лично проткну тебя вилами.

      – Зачем мне врать? – сказал Ишвар. – Я такой же, как вы. Думаете, я пошел бы на смерть ради мусульманина?

      В толпе опять заспорили.

      – Эй, выходите сюда и спускайте штаны, – приказал заводила. – Оба выходите.

      – Что?

      – А ну, поторапливайтесь! Или штаны вам больше не понадобятся!

      Нетерпение в рядах нарастало. По мостовой застучали копья, все громче звучал призыв к расправе. Ишвар и Нараян покорно приспустили штаны.

      – Ничего не вижу – здесь слишком темно, – рявкнул заводила. – Дайте свет. – Из задних рядов передали фонарь. Мужчина наклонился и осветил каждому юноше промежность. Зрелище его удовлетворило. Толпа окружила ребят – налетчики хотели сами разобраться. В результате всем стало ясно: крайняя плоть не обрезана.

      В этот момент хозяин скобяной лавки открыл верхнее окно и крикнул: «Что здесь происходит? Чего вы пристали к индийским ребятам? Вам что, мусульман не хватает?»

      – А ты кто такой? – закричали из толпы в ответ.

      – Кто я такой? Твой отец и твой дед! Вот кто я такой! А также хозяин этой скобяной лавки. Скажи я хоть слово, и на мой призыв соберется вся улица! Вам не поздоровится! Шли бы вы куда подальше!

      Заводила решил, что связываться с местными не стоит. Его подручные поплелись следом, выкрикивая ругательства, чтобы как-то спасти лицо. Между собой они тоже переругивались: вечер потеряли и показали себя дураками из-за ложной информации.

      – Это был прекрасный спектакль, – сказал скобянщик, дружески похлопывая Ишвара и Нараяна по спине. – Я наблюдал сверху. И если б вам угрожала хоть малейшая опасность, мы все пришли бы на помощь. И все же хорошо, что обошлось без столкновения. Вы их убедили, и они ушли мирно. – Он огляделся, желая убедиться, что ему поверили.

      Мумтаз упала перед учениками на колени. Дупатта соскользнула с ее плеч и обвила их ноги.

      – Тетя, пожалуйста, встаньте, – сказал Ишвар, пятясь назад.

      – Отныне и навсегда я обязана вам своей жизнью, жизнью моих детей и мужа – всем этим я обязана вам. – Она с рыданиями припала к ногам юношей. – Ничем не расплатиться за это!

      – Ну, пожалуйста, встаньте! – Ишвар держал женщину за запястья, пытаясь ее поднять.

      – С этой минуты этот дом – ваш дом и будет им столько, сколько вы захотите почтить нас своим присутствием.

      Ишвару наконец удалось расцепить ее руки на своих лодыжках:

      – Тетя, вы нам как мать, мы уже семь лет делим с вами кров и стол.

      – Иншалла, оставайтесь с нами еще на семьдесят! – Продолжая рыдать, Мумтаз снова накинула дупатту на шею, утирая уголком слезы.

      Ишвар и Нараян вернулись к себе. Когда дети уснули, к ним спустился Ашраф. Юноши еще не успели раскатать матрасы. Несколько минут все трое сидели молча. Потом Ашраф заговорил:

      – Когда