Хрупкое равновесие. Рохинтон Мистри

те, что в хаки?

      – Мусульмане никогда нас не беспокоили. Так почему начнут теперь? Зачем ссориться с ними из-за каких-то баек?

      – Да уж. Неожиданно мы все стали братьями-индусами.

      – Мусульмане были нам больше братьями, чем проклятые брахманы и тхакуры.

      Но слухи множились: кого-то пырнули ножом на городском базаре, на автобусной станции зарезали садху, небольшой поселок сровняли с землей. В округе нагнетались страсти. Слухи казались правдоподобными, ведь о похожих случаях писали в газетах – поджоги и беспорядки в городах не были редкостью, так же как драки и убийства, зачинщиками которых были обе стороны. А через новую границу в ту и другую сторону шли потоки переселенцев.

* * *

      Первые убийства произошли в беднейшем районе и быстро охватили весь город – уже на следующий день базар был пустым. Не продавались ни фрукты, ни овощи, молочники тоже носу не показывали, а единственную пекарню, где хозяин был мусульманин, сожгли дотла.

      – Хлеб стал дороже золота, – сказал Ашраф. – Какое безумие! Люди жили веками рядом, вместе смеялись и плакали. А теперь убивают друг друга. – В этот день он не работал и часами смотрел из дверей на пустынную улицу, как будто ждал чего-то ужасного.

      – Дядя Ашраф, обед готов, – позвал его Нараян по знаку Мумтаз. Муж ничего не ел весь день. Она надеялась, что хоть сейчас он присоединится к ним.

      – Я хочу кое-что сказать тебе, Мумтаз. И вам тоже, – повернулся он к Ишвару и Нараяну.

      – Пойдем, обед не ждет, позже поговорим, – сказала жена. – Сегодня у нас только дхал[44] и чапати, но поесть тебе надо.

      – Я не голоден. Ешь с малышами, – отказался Ашраф, подталкивая к столу четверых детей. Те упирались, чувствуя беспокойство родителей. – И вы, мальчики, садитесь.

      – Я старалась, готовила, а мой господин и повелитель даже ни к чему не притронулся, – сказала Мумтаз.

      Сейчас обычная жалоба жены показалась Ашрафу издевкой. Он закричал на нее, чего обычно не делал.

      – Ну что тебе надо? Не хочу я есть. Привяжешь тарелку к моему животу? Думай хоть иногда, что говоришь. – Двое младших заревели во весь голос. Одна из них опрокинула стакан воды.

      – Ну, теперь ты доволен? – сказала презрительно Мумтаз, вытирая со стола. – Думаешь испугать меня своим криком? Так вот, скажу тебе, ты испугал только малышей.

      Ашраф обнял плачущих детей.

      – Ну хватит. Не надо плакать. Сейчас мы вместе поедим. – Он кормил девочек со своей тарелки и по их требованию иногда клал и себе в рот маленький кусочек. Девочкам понравилась новая игра, и они развеселились.

      Обед прошел незаметно, и вскоре Мумтаз взяла кастрюлю и половник, чтобы помыть под краном на улице. Ашраф ее остановил.

      – Я хотел поговорить с тобой до обеда, но ты раскричалась.

      – Теперь я тебя слушаю.

      – Я о том… о том, что творится сейчас повсюду.

      – Что творится?

      – Хочешь, чтобы я рассказал об этом при детях? – сердито прошептал Ашраф. –

44

Дхал – суп из чечевицы.