На перекрестье дорог, на перепутье времен. Книга вторая: Прекрасная Эрикназ. Галина Тер-Микаэлян

помехой для визита – старик плохо спал и мог неподвижно просидеть всю ночь, раскачиваясь из стороны в сторону. Ему уже минуло девяносто, от его прежней полноты не осталось и следа, но тело еще было крепким, хотя память ослабла, и мысли постоянно путались. За епископом, как и за несколькими другими жившими в монастыре старцами, по очереди присматривали ученики и послушники – кормили, обмывали, водили на прогулку и в отхожее место, читали книги. Нерсес, приезжая в монастырь, из-за недостатка времени успевал забежать к Галусту всего на одну-две минуты, и теперь при мысли об этом его внезапно охватил жгучий стыд.

      «Разве не первейший долг мой перед Богом, не отговариваясь занятостью, вернуть духовному отцу моему хотя бы то время, что он, не скупясь, дарил мне в дни моей молодости?»

      Когда архиепископ вошел, молодой послушник, только что умывший и накормивший старика, пытался уложить его спать, но Галуст, несмотря на уговоры, упрямо садился и спускал на пол костлявые ноги. Увидев Нерсеса, юноша почтительно поклонился. Архиепископ махнул рукой.

      – Иди спать, сын мой, я посижу здесь. Принеси мне стул и оставь гореть свечи.

      Взгляд Галуста неожиданно прояснился. Он наблюдал, как послушник принес Нерсесу стул и сменил догоревшие свечи. Получив благословение архиепископа, юноша вышел. И едва закрылась за ним дверь, как тишину нарушил тонкий старческий голос Галуста:

      – Все-таки ты пришел навестить меня, Торос, я уже думал, что умру, не повидав тебя.

      Нерсес почувствовал, что на глаза наворачиваются слезы.

      – Прости меня, отец, прости, я очень виноват! Дела церкви отнимают много времени, но я не должен был забывать о своем долге.

      – Твой долг жениться на этой женщине, ибо она родила от тебя сына. Ты не можешь принять рукоположения.

      Архиепископ вздрогнул, хотя и понимал, что старик заговаривается.

      – Отец, – мягко напомнил он, – ты сам рукоположил меня в дьяконы уже почти тридцать лет тому назад.

      – Рукоположил. Да-да, – Галуст закивал, – помню. Но ты согрешил. Я отпустил тебе этот грех. Отпустил и не наложил епитимьи, потому что ты тогда уезжал на войну.

      Побледнев, архиепископ невольно провел рукой по лбу, вытирая выступившую испарину – старик помнил! В 1803 году, князь Цицианов, остро нуждавшийся в войске, собрал в Грузии более четырех тысяч добровольцев, и он, Нерсес Аштаракеци, не мог остаться в стороне. Перед отъездом он исповедался прибывшему в Тифлис Галусту, рассказал о грехе, совершенном в порыве безумия, – безумия, что охватило его при встрече с Анаит в Ванкском соборе. Галуст отчитал своего питомца, но отпустил ему грех, не наложив епитимьи, и все же на душе у Нерсеса было тяжело.

      Потом была осада Гянджи, где Нерсес Аштаракеци не знал ни минуты покоя. Он день и ночь сносился с жившими в крепости армянами, убеждая их оказывать помощь русским, ему некогда было думать о своих чувствах. Но когда все кончилось, когда последний