Удерживающий Апокалипсис. Андрей Павлович Глебов

теперешний, не будет ругаться, что мы с вами разговорились? Вы же на работе.

      – Что вы! – махнул рукой Семён. – Его сиятельство приветствует знакомство с местным контингентом. Надо,  говорит, знать общество, в котором трудишься. Умнейший человек. А ты кем работаешь?

      – Журналистка, – выпалила Егорова.

      Вообще-то надо было соврать, что работает продавцом или секретарём, но был велик  соблазн поразить воображение  приезжего. Они отродясь не видывали журналистов, только по телевизору.

      – Ух ты! – обрадовался Семён. – Как раз то, что нужно. Вольдемар Евпсихиевич   заинтересуется, он помешан на  прессе.  Целыми  вечерами изучает газеты и не пропускает новостей по телевизору.

      – Ты меня с ним познакомишь? – с напряжённым ожиданием вытянула шею Егорова.

      – Да, но сначала сходим в ресторан, если ты не против.

      Надя не была в ресторане уже две недели. Последний раз это была презентация   иностранной фирмы, намеревавшейся продавать в России какие-то колготки.  Наприглашали эстрадных див, которые и так каждый день скакали  на  экране телевизора  и слабыми голосами блеяли плохо рифмованные тексты.

      Вечером, когда Москва вздохнула от жары, Семён на такси повёз Надю на Краснопресненскую  набережную.

      – Извини, что не на своей машине повезу, – объяснил Семён. – Глупо побывать в ресторане и не выпить.

      На набережной возле  «Экспоцентра»  стоял,  как «Аврора» на вечной стоянке, теплоход,  служивший плавучим рестораном. Егорова здесь ещё  ни  разу не была: презентации тут не проводили, а из знакомых её сюда никто не приглашал.

      Юркий, фальшиво улыбающийся официант сунул в руки меню и карту вин.

      – Выбирай сама, – сказал Семён и выглянул на водный простор.

      По Москве-реке плыл теплоход, с него звучала музыка. Увенчанный звездой шпиль гостиницы «Украина» пронзал золотящееся закатное небо.

      Для  начала  журналистка  выбрала  отварную  севрюгу  с  соусом  из шампиньонов  и салат из овощей и отварного языка. С вином не стала мудрить и заказала белое «Арбатское».

      – Расскажи о себе, – попросила Егорова после тоста за знакомство.

      На ней был топик на узких бретельках, верхний край которого спускался много ниже  ложбинки  между грудями. В ней пристроилась цепочка с золотым кулоном.

      – Что рассказывать? – пожал плечами Семён, расправляясь с салатом. – Сперва ходил за  лошадьми. У барина красавцы были – ты таких не видала! Крепкие, ноги как струны. Конюшня у хозяина большая была.

      – Кто ж такой твой хозяин?

      – Ты его не знаешь, – отмахнулся Семён.

      – Поместье, наверное, немаленькое? – продолжала наступать Егорова.

      – Бывают  и  побольше, а у барина по-теперешнему сто пятьдесят гектаров. Тут тебе и лес, и выгоны, и поля.

      – Так это не коттеджный посёлок? – замерла с вилкой Надя. – Я думала, Жуковка или Нахабино.

      – Барин любил уединение и охоту, – пустился в воспоминания Семён. – Сокрушался, что по-аглицки не выучился в своё время. Всё оправдывался, что способностей нет. Чудный был барин. А