Неформат. Тюрьма. Анатолий Викторович Давыдчик

кто есть кто. Многие с потухшим взглядом, это мужики, что по пьяни влетели, им то точно фемида наша отвесит по полной. Но раз встретился блатарь с пакетом в руках, я усмехнулся: "Сто пудово сейчас будет в хате чесать, что, мол, у адвоката был, и приболтал оного так, что адвокат, как шавка, на цырлах ему грев таскает". Хотя все проще – у опера был, сученок, где за ништяки и барабанил, как заяц в цирке.

      И это тело еще чешет про понятия. А самое смешное, что когда его возьмут за жабры, он будет метелить, что мол для дела общего старался. С такими мыслями я и приперся, вернее меня приперли в хату.

      – У нас новенькие, – говорит Шах и кивает на пятак, где вышагивают два татуированных лысых тела.

      –Знаю, Шах, знаю, они с пресс-хаты… – и вкратце перессказываю суть дела.

      – И че?! И кто тут за хатой смотрит? – один из пары не выдержал и подошел к нам.

      – Давай ты будешь, мне по хуй, – отвечаю я ему.

      – Не, а че, братва, че тут у вас, мужички, как на воле, уважухи нет к бродягам вообще? – начинает один и крутит на пальцах с немысленными перстнями четки.

      – Че по-китайски жопа, – спокойно поправляю я его, – ты давно ли с прессухи слез, про уважуху мне он чешет.

      – Не, а ты че предъявить хочешь? Давай, че…

      – Я тебе предъявку в гузно запихаю, слышь, ты… – по привычке пытается взять за горло Бабуин и все, падает, как озимые, ибо Гестапо, не мудрствуя лукаво, бьет его литровым фанычем по голове с такой силой, что у Геса в руке остается только ручка.

      – Во блин, китайцы, бляди, на сварке экономят, – задумчиво говорит Шах, глядя на фаныч без ручки.

      – Ну чего, разбора хотите? Будет, пошли! – Шах встает и выходит на пятак.

      – Значит так, тишина, мужики и люд арестанский, вопрос тут есть до каждого. Все притихли и смотрят на Шаха.

      – К нам два поца забурлили, они с пресс-хаты, ваше слово, мужики, как быть? Возникла пауза, но недолго.

      – Пусть сами скажут, раздался голос.

      – Не вопрос, давай говори, – Шах освобождает место на пятаке для второго. Тот выйти то вышел, но сообразить, что говорить и каков алгоритм действий он не знает. Да и не привык он говорить, одно слово – Бабуин. "Да, опер прав был – отработанный материал", – мелькает в голове.

      – Ну, был нет в пресс-хате? – допытывается один из мужиков, если не изменяет память севший за убийство жены, по пьяни, а как же без нее.

      – Ну… Был… И чего?.. Да я вам… Я сейчас… – вконец запутался прессовщик.

      Шах же кует железо дальше, – мужики, что делать? Сколько он переломал порядочных людей? А сколько еще может? Я предлагаю въебать волка и весь хуй до копейки…Но тут ваше мнение.

      – Спросить, как с гада! – кричит кто-то с верхнего шконоря, его поддерживают еще несколько голосов.

      – Короче, братва, – Шах прекрасен, театр потерял трагика это точно. – Спросить, как с гада, погнали, и первый бьет его под дых ногой и понеслось. С гада спрашивают только ногами, поэтому народ оживился, каждый хотел пнуть и не важно, был он в пресс-хате, не был – не суть. Все проще, каждый хотел почувствовать наслаждение,