Страстотерпцы. Владислав Бахревский

положив под щеку ладонь.

      Аввакум поднялся, берегом реки прошел через заросли кипрея и, укрытый кипреем даже от глаз зверя, молился.

      – Господи! – просил протопоп. – Вразуми! Претерпел за Слово Твое, за Истину Твою. Пережил лютый поход, смерть детей и всякое. Господи, а люди живут, как жили. Молятся, не боясь Тебя, а боясь властей. Никто за отступничество не наказан. Наказаны, кто остался с Тобою, Господи. Господи! Чья правда – правда?

      Кланялся без счету, пока не рассвело.

      И увидел на горке, а она вот, горка-то, – медведь, глядя на него, кланяется. Махнет лапой у морды и башкой в землю.

      Вздрогнуло сердце, не ради страха перед зверем – от предчувствия. Как сквозняком прохватило. Ушел через кипрей к потухшему костру, лег на свое место и заснул.

      Лазарь его разбудил: ушица сварилась. Похлебали. Пошли грибов нарезать.

      Груздей было множество, Аввакум подряд брал, лишь бы гриб не попорчен. Все под ноги глядел, а когда корзина наполнилась, поднял глаза – боровики! Полком стоят. Полковник впереди, шапка с заслонку и набекрень. За полковником ребята все серьезные, крепыш на крепыше.

      Пришлось Лазаря на подмогу звать.

      – Ну, батька, счастье у тебя основательное! – говорил весело Лазарь. – Коли рыба идет, так большая, коли грибы – так нашествием.

      – Мне и по шее дают не рукою – оглоблей, – согласился Аввакум.

6

      Нажарила Анастасия Марковна хариусов, грибной икры наделала, не стыдно гостя принять. Послал Аввакум за Крижаничем. Встречать вышел на крыльцо.

      Крижанич уже издали разулыбался. Уже приготовленное приветствие щекотало ему язык, как вдруг на первой же ступеньке Аввакум осадил пришедшего жестом и словом:

      – Стой где стоишь! Не подходи, говорю. Прежде признайся, какой ты веры…

      Окатила обида ушатом кипятка: у хорватов кровь горячая. Но сдержался ученый муж, ответил смиренно:

      – Отче честной! Верую во все, во что верует Святая Апостольская Соборная Церковь. Иерейское благословение почту за честь. Окажи мне сию честь, прошу тебя.

      – Веры, веры, спрашиваю, какой?! – крикнул Аввакум сверху.

      – О своей вере архиерею скажу, коли спросит. Уж никак не первому встречному, к тому же еще и сомнительной веры…

      – Сомнительной? – усмехнулся Аввакум. – Прислали еще одного черта людей смущать!

      Ушел, хлопнув за собой дверью.

      Крижанич стоял у крыльца, онемев от позора. Превозмог и ярость свою, и смятение свое. Поворотился, пошел прочь, сокрушенно качая головой.

      Каковы эти русские! Голосят, что никто их не любит. Себя бы научились любить. Этот протопоп самого Христа осудит за то, что позволил Марии Магдалине ноги поцеловать. Им кнут и тюрьма в радость. Есть чем кичиться. Тяжелый народ, невежливый.

7

      На хариусов иной человек поспел. Крижанич с глаз долой, а на порог гостья. Монашенка… с двумя малыми детьми. Один ребенок в пеленках, другой тоже на руках.

      Вошла в дом и – к батюшке. Положила младенцев