Кладбище для безумцев. Рэй Брэдбери

[78]. Стоит им уйти, дверь – моя дверь – захлопнется и их лица увянут. Кроме того, я предупредил их, что прикрепил тонкие ниточки под их глазами и подбородками. Стоит им слишком далеко, слишком быстро удрать к другому концу ниточки – их истинный облик раскроется. И вместо тридцати им будет сорок два!

      – Фафнир, – проворчал Рой.

      Его пальцы сжали край стола, как будто он вот-вот вскочит с места.

      – Кто?

      – Один приятель, – пояснил я. – Мы должны были встретиться с ним сегодня.

      – Сегодня уже прошло, – сказал Грок. – Но вы оставайтесь. Допейте шампанское. Закажите еще, я оплачу. Может, хотите салат, пока кухня не закрылась?

      – Я не голоден, – буркнул Рой, в глазах которого читалось то же бесконечное разочарование, как на спектакле «Зигфрид» в «Шрайн».

      – Хотим! – ответил я.

      – Два салата, – сказал Грок официанту. – С голубым сыром?

      Рой закрыл глаза.

      – Да! – сказал я.

      Грок повернулся к официанту и сунул ему в руку неоправданно щедрые чаевые.

      – Побалуйте моих друзей, – сказал он, ухмыльнувшись. Затем, бросив взгляд на дверь, куда его женщины рысцой умчались на своих миниатюрных копытцах, он покачал головой. – Мне пора. На улице дождь. И вся эта вода льет на лица моих пташек. Они же растают! Прощайте. Арриведерчи!

      И ушел. Входная дверь с тихим шорохом закрылась за ним.

      – Сматываемся. Я чувствую себя дураком! – сказал Рой.

      Пошевелившись, он расплескал свое шампанское, чертыхнулся и принялся вытирать. Я налил ему еще и смотрел, как он медленно и спокойно допивает свой бокал.

      Через пять минут в дальнем углу ресторана появилось оно.

      Метрдотель разворачивал вокруг самого дальнего столика ширму. Она выскользнула и с резким шуршанием наполовину сложилась обратно. Метрдотель что-то пробурчал себе под нос. А затем в дверях кухни, где, как я понял, уже несколько секунд назад появились мужчина и женщина, произошло некое движение. И вот, когда метрдотель поправил свернувшийся экран, они вышли на свет и, глядя лишь вперед, на эту ширму, поспешно направились к столу.

      – Боже мой! – сипло прошептал я. – Рой?

      Рой взглянул туда же.

      – Фафнир! – шепнул я.

      – Не может быть! – Рой замер и пристально вгляделся в прошмыгнувшую парочку. – Точно.

      Но тот, кто торопливо прошел от кухни к столу, за руку таща за собой свою даму, был не Фафнир, не мифологический дракон, не жуткий змей.

      Это был тот, кого мы искали столько долгих недель и трудных дней. Тот, кого я мог бы создать при помощи пера или машинки, чувствуя, как холодок ужаса ползет вверх по руке и леденит затылок.

      Это был тот, кого Рой тщетно пытался сотворить каждый раз, когда запускал свои длинные пальцы в глину. Кровавый пузырь, раздувшийся на поверхности грязной первобытной жижи и обретший форму лица.

      И это лицо вобрало в себя все изуродованные, рубцеватые, замогильные лица раненых, расстрелянных и похороненных людей за все десять тысяч лет, что существуют войны.

      Это был Квазимодо в старости, истерзанный