Михалыч (сборник). Александр Блик

и собаку увезли.

      Прошло много дней. Мы опять ходили в строю с Танечкой. Она забыла про все. А я нет. И вот новенькая опять появилась. Опять в спальне после обеда на той же раскладушке:

      – Михалыч, привет! Молодец, не занял мою белочку. Помнил меня?

      Я кивнул. Танечка не подошла. Все стали спать. В середине сна воспитательница ушла, а новенькая зашептала:

      – Михалыч, ты умеешь считать до сорока?

      – Умею, – я повернулся к ней.

      Она рассказала, что ей делают уколы в живот. Очень больно. Всего будет сорок.

      – Будешь считать мне каждый день, чтоб я знала, сколько осталось. Считай! – и задрала пижаму.

      Я не мог отказать. А Танечка все слышала. По пути домой, как обычно, зашли с папой в пивную. Он сдул пену и предложил глоток:

      – Что-то ты мрачный сегодня, Михалыч. Проблемы?

      – Разберусь, пап. Пей сам.

      Интернат

      Бабушка заболела, и меня сдали в интернат. Я знал заранее, что сдадут. Потому что подслушал, как на кухне папа обсуждал с соседями:

      – Я его даже отвезти не смогу, смена у меня.

      – Миша, не переживай, мы с Жориком отвезём. Всё записано: пятерочкой до конечной, а там через поле по тропинке, я помню, – сказала тётя Варя, медсестра.

      – Кукурузы наберем, подсолнухов. Придёшь со смены, как раз наварим. И напиток будет готов! – это дядя Жора, самогонщик, вставил.

      – Жорик! Давай лучше думать не за напиток, а за то, как Михалыча лучше подготовить, чтобы без травмы души.

      Они стали думать. А я нисколько не переживал. Среди дворовых было немало интернатских. От них знал, что там нормально. На выходные – домой. Форма лучше, чем моя школьная. Моя серая пехотная, а там тёмно-синяя морская. Китель с золотыми пуговицами. Плюс каждый день компот.

      В интернате, и вправду, оказалось нормально. Только учеба двойная: утром и вечером. Утром, как в школе. А вечером уроки на завтра. Хочешь не хочешь, а сделаешь. Поэтому почти весь класс были отличники. И я быстро стал отличником. Учительниц было две: дневная темноволосая и вечерняя блондинка. И та, и другая нередко в подходящий момент гладили меня по голове и говорили насчет положительных свойств моего папы:

      – У тебя есть, с кого брать пример. Передай Мише… Михаилу Александровичу…

      Я не передавал. Потому что видел пару раз, как они гуляли с ним среди подсолнухов и сами передавали.

      Как-то на рисовании дневная сказала:

      – Хватит нам уже принцесс и космолётов! – и долго рассказывала про реализм – главную манеру рисования в нашей стране. – А теперь все нарисуем что-то реалистическое. Времени осталось мало, поэтому простое. Кружку с ложкой или трусы с майкой.

      Я вспомнил, что кружку уже рисовали на прошлой неделе. И приступил к майке. Все тоже вспомнили. И быстро нарисовали. Учительница подошла, погладила меня и прошептала:

      – Молодец Михалыч, прекрасные трусы, очень жизненно.

      На рисунке они с майкой, прищепленные, висели на верёвке. Учительница громко добавила:

      – Ну, всё, закончили!

      И опять мне шёпотом:

      – Михалыч,