Михалыч (сборник). Александр Блик

огорчаешь меня, – Соня бубнила взрослым интеллигентным голосом с безразличным лицом, кому-то явно подражая. Аня подхватывала:

      – И в букваре третий день не можем сдвинуться с «мамы» и «рамы»!

      Я честно скулил:

      – Уста-а-ал…

      А они тут же:

      – Больной, почему не спим? Сестра, уколите его пенициллином! И почитайте на ночь.

      Они и укладывали, и укалывали, и читали. Постепенно и меня научили сносно читать. В конце срока уже выходили гулять. К боксу прилегал асфальтовый пятачок и лавочка. И вот как-то вышли, а на асфальте написано «Ангины дуры!» Соня и Аня меня заставили прочитать вслух. И пришли в сильное возбуждение.

      – Это скарлатина написала! Михалыч, мы этого так не оставим. Ищи мел!

      Пока они стирали подошвами, я нашел. Мы обогнули выступ, отделяющий соседний бокс. И Аня написала на их асфальте «Скарлатины кретины!»

      Мама забрала меня из больницы навсегда. Соня и Аня поцеловали напоследок и ушли к скарлатинам прыгать в классики. В центре города мама сказала:

      – Давай, Михалыч, в гастроном зайдём. Там дают кое-что. С детьми без очереди.

      Развернула чистый платок. Там была соска-пустышка. Вставила соску в мой рот, а меня взяла на руки. Я был в курсе, уже делали так.

      Возле прилавка я вытащил соску изо рта и указал пальцем на стену:

      – Ба-ка-ле-я, – и ещё, – со-ки-во-ды!

      Позади колыхалась очередь. После «гас-тро-но-мии» бабушка рядом возмутилась:

      – Вот те раз! Уже со школьниками на руках без очереди лезут. А если я своему деду вставлю соску и приду тут всё покупать? Или он мне вставит соску и возьмёт на руки?

      – Он не школьник. Ему два года, – мама немного сбросила.

      – В два года не читают!

      – Три с половиной, – некстати уточнил я.

      – А он и не читает. Он просто помнит.

      На улице я сказал:

      – Мама, я не помню. Я читаю. Меня Соня и Аня научили.

      Дома собрались гости. Ели, пили и шумели.

      – Ну, давай, Миша, за ваш новый шкаф!

      Это потому что родители шкаф купили, пока я в больнице был.

      – Ну, давай, Миша, за Михалыча, за его здоровье!

      Это потому что я выздоровел, пока они шкаф покупали.

      Потом гости ушли. Шкаф был светлого дерева. С зеркалом. Мама с папой обнимались перед зеркалом и разговаривали насчёт того, какое счастье этот шкаф. Я тоже испытывал счастье от шкафа. И особенно от них, обнимающихся. А потом они сказали:

      – А давай и Михалычу тоже счастье сделаем! Михалыч, какая у тебя мечта?

      – Я устал мечтать. И спать хочу.

      И не признался в том, что мечтаю побыстрее вырасти и жениться. На Сонечке. Или на Анечке. А пока просто уснуть, чтобы они скорей приснились.

      …Такие красивые. И мои любимые имена.

      Кляссер

      Мама вышла замуж и поселилась в большой квартире. В самом центре, с видом на городской театр. Я какое-то время жил тоже там. Было интересно. Особенно, когда оставался один. Включал огромный американский приемник и слушал последние известия. А когда все были дома, заводили только пластинки.