Сёма-фымышут. Сергей Е. Динов

сентябрем дополнительное собеседование в актовом зале КЮТа, где сообщали, кто остается учиться в ФМШ, кто уезжает домой.

      О конкурсном отборе претендентов в ученики, юных абитуриентах – отдельный рассказ.

      Пока что про Сёму. Его короткая история в «Академе» – своеобразная, карикатурная метафора нашей школьной жизни, через которую, как в кривом зеркале отразились некоторые судьбы одноклассников и «одношкольников», особенно тех, кого исключили после первого семестра и зимних экзаменов или после восьмого класса по разным причинам, не только за неуспеваемость.

      Письма с просьбой об уточнениях, замечаниях, пожеланиях были написаны многим. Не многие откликнулись, ссылаясь на занятость.

      Особая благодарность – Юрику Ажичакову и Андрею Чигрину за полезные поправки, дополнения и развернутые электронные послания. Надеюсь, в продолжении данной экспериментальной повести в «письмах» эти записи найдут должное место в текстах.

      Пока же, не обессудьте, друзья, досужим домыслам и фантазиям «собирателя историй». Ничего не помешает дополнить писание следующим «Письмом про…», уточняющим, что и как было на самом деле.

      Учились в ФМШ не по четвертям, как в обычной средней школе, а полугодиями, семестрами. Сёму, повторюсь, мало кто запомнил по первому, самому тяжелому семестру восьмого класса.

      Это было суровое испытание – семестр привыкания к усиленной, сложной программе обучения, по сравнению с «долбёжкой» материала, заученного учителями общеобразовательной школы. Это была пора впервые осознанного полного самоконтроля, когда ученик решал сам: учиться или «сачковать», выполнять или списывать у друзей домашнее задание. Когда волен был гулять по «Академу» до одиннадцати вечера, но успеть вернуться к «отбою» и не получать выговора, за которые позже могли исключить из школы.

      Насколько мне удалось его узнать, Сёма был тихоней, «тихушником»13, казалось бы, ничем непримечательной личностью в потертом, драном, черном пальто с рукавами в растерзанных ниточках.

      Мне он врезался в память при первой же встрече диким выкриком-приветствием в полутемном, длиннющем коридоре общежития.

      – Зиг хай! – гаркнул незнакомый мальчуган, возникнув черной тенью в темном проеме двери комнатного блока четвертого этажа.

      В одном блоке общежития – было по две комнаты, на два и три человека, с коридорчиком, «умывалкой» и туалетом.

      Выкрик обошелся без вскинутой руки незнакомца. От неожиданности у меня неприятно ёкнуло сердечко. Хотя в драку в детстве бросались мы довольно смело и безрассудно.

      – Дедушка фашист? – мрачно пошутил я.

      – Немец, – пояснил незнакомец. – С Приволжска.

      В 1971 году не принято было высказывать знание немецкого языка таким образом. У многих деды и отцы воевали и погибли во Второй мировой, Отечественной и даже Первой мировой войне.

      Сёме

13

– ранее, здесь и далее, в кавычках выражения, фразы самого Сёмы.