Забытый рубеж. Владимир Голубев

колхозный сад, где было отгорожено место для цыплят и стояла скамейка, с которой открывался вид на прилегающие поля, обезображенные выкопанным противотанковым рвом.

      – Присядем?

      – Пожалуй, а то у меня кружится голова, наверно, от вольного духа.

      – Может, вернёмся?

      – Даже канарейке надо изредка расправлять крылья.

      Саша присел рядом.

      – А ты почему не в действующей армии? Лишенец или член семьи врага народа? – нежданно спросила девушка, усмехаясь.

      Саша призадумался, не понимая, как лучше ответить на простой вопрос. Яна ему очень нравилась, и хотелось в этих карих глазах выглядеть пусть не сталинским соколом, сшибающим фашистских воронов, но таким тёртым калачом, готовым в любую секунду сложить голову за социалистическое отечество.

      – Я не из бывших9 и не лишенец10. Я уже целых три года как комсомолец! А в армию пока не призывают, потому что учусь в техникуме. Приехал в Москву из села Марково, что на Чукотке, почитай два года назад по путёвке учиться на строителя. Мечтаю возвести много-много домов на своей малой родине, прямо таких же, как в Москве, чем мы хуже? Вот только надо бы придумать такой материал для стен, чтобы его добывать или делать прямо у нас на севере. Сама посуди, кирпич далеко везти, да и дорог у нас нет. В тундре дерево тоже не растёт, вот проблема. Но решать её теперь придётся после этой проклятой войны.

      – Тогда, наверно, вам со мной не по пути. Наши разговорчики могут комсомольцу дорого стоить?

      – Почему?

      – Турнут тебя, парень, из твоего комсомола за связь, так сказать, с заживо погребённой. Иди-ка лучше «грызи молодыми зубами гранит науки», а мне советская власть не дозволяет, я так и останусь на всю жизнь землекопкой. Кому такая жена нужна?

      – Постой, ты знаешь, чьи это слова, про гранит науки?

      – Да, помню, кажется, вашего Троцкого, героя революции, создателя Красной армии и верного соратника Ленина. У нас в детском саду висел плакат с этим лозунгом. Я, может, по этим плакатам училась читать.

      – Ты что, заодно с троцкистами?

      – Никакая я не троцкистка! Это вы, коммунисты, делите всех на всякие там сословия, классы, партии, на богатых и бедных. Даже семьи и то умудрились поделить на отцов и детей, мол, сын за отца не отвечает. А я, получается, отвечаю, да и ещё как. Хотя, если по совести, то мне не в тягость этот крест, как и любому нормальному ребёнку. А вообще, родители меня сызмальства приучили делить людей только на хороших и плохих и относиться ко всем так, как хочешь, чтобы другие относились к тебе, с тем и живу на этом свете. Но, правда, плохо.

      – Извини.

      Саша умолк, на глаза вновь не вовремя навернулись слёзы, такое с ним случалось, даже отец подметил и не раз говаривал: «Плохой охотник получится из нашего Сашки, пусть лучше идёт в писарчуки». За два года пребывания в Москве он наслышался чрезвычайное множество всяких историй, поведанных шёпотом, вечером в общаге. А один раз узнал от паренька в парке имени Горького, как простой крестьянин

9

Лица, социально чуждые советской власти (из духовенства, дворян, торговцев и т. п.).

10

Лица, с 1918 по 1937 гг. не принимавшие участия в выборах, как чуждый социализму элемент, ограниченные в правах фактически до 1961 г.