Забытый рубеж. Владимир Голубев

спотыкаясь в темноте, побежали по еле приметному рубежу между огородами колхозников. Выскочив по заросшему проулку на улицу, они вскоре оказались вблизи горящего дома. Саша сразу признал эту избу: в ней проживали преподаватели, приехавшие вместе с ними.

      – Пошли скорее, там ведь наши учителя жили. Может, чем поможем, а?

      Они подбежали, но поздно. Разгоревшаяся на ветру крыша обрушилась вовнутрь сруба, ещё несколько минут назад бывшего жилым домом, подняв вверх снопы искр и навсегда похоронив в огне надежду на спасение жилья. Пожилая колхозница в ночной рубашке голосила на всю улицу, что-то невнятно причитала сиплым голосом. По всей видимости, хозяин безгласно глядел стеклянными глазами, как пожар алыми языками пожирает его единственное богатство и надежду хоть на какое-то спокойное существование – крышу над головой.

      Саша спросил у стоящего поблизости студента:

      – Федя, что здесь произошло? Немцы? Диверсанты?

      – Тихо, не ори. Нашего Толстикова убили.

      – Андрея Аристарховича? А за что? Бандиты напали?

      – Заткнись, тут приехали за ним на «чёрном воронке», ну он якобы им оказал сопротивление при аресте.

      – Сопротивление? Толстиков?

      – Говорю, тихо будь, они ещё здесь, не уехали.

      – Как же жалко-то, такой мировой мужик.

      – Думаешь, у тебя одного по нему душа болит? Он ведь жил в комнате в коммуналке, без семьи, и вот теперь его тело закопают где-нибудь в овраге, как собачку. И никто не узнает, где могилка твоя.

      Чистов сопоставил произошедшее и суету комсорга по поводу слышанных им раздумий преподавателя черчения о характере мировых войн. Тут же сами собою сжались кулаки.

      – Пойду морду набью Юрке Сергееву, это ведь наверняка его рук дело.

      – Ты что, совсем дурак, Чистов, или с ума сошёл! Тебя за него посадят, весь техникум знает, что он того…

      Яна, стоявшая всё время за спиной Саши, слышала весь разговор студентов, ухватилась что было сил за рукав Чистова и, подтянув к себе парня, зашептала ему на ухо:

      – Я тебя никуда не пущу, вначале меня убей. Ты в концентрационный лагерь захотел, на Колыму или Печору?

      – Да я…

      Фёдор, увидев испуганные глаза девушки, тоже перегородил дорогу Чистову:

      – Саня, стой. Андрея Аристарховича уже не оживить, а Юрку… – он умолк и, подумав, через минуту добавил: – …Жизнь накажет. Она длинная, вспомни наркома Ежова: что творил-то, ирод поганый, так его потом самого под вышку подвели, от товарища Сталина ничего не утаишь.

      – Ты думаешь?

      – Несомненно – это же Сталин!

      Так и стоял обессиленный Сашка между девушкой и однокурсником, не в силах не только восстановить справедливость и порядок на белом свете, но даже и дать по морде…

      Миновало две недели, багряный август 1941 года шёл к концу. Немецкие полчища вышли к Таллину. Фашисты рвались к Киеву и Днепропетровску. Начиналась героическая оборона Ленинграда, и продолжалось кровопролитное сражение под Смоленском.