Мать. Максим Горький

ненько! – заглянув ей в глаза, сказал хохол, согнулся и вышел в сени вслед за Наташей.

      Мать посмотрела на сына – он стоял у двери в комнату и улыбался.

      – Ты что смеешься? – смущенно спросила она.

      – Так, – весело!

      – Конечно, я старая и глупая, но хорошее и я понимаю! – с легкой обидой заметила она.

      – Вот и славно! – отозвался он. – Вы бы ложились, пора!

      – Сейчас лягу!

      Она суетилась вокруг стола, убирая посуду, довольная, даже вспотев от приятного волнения, – она была рада, что все было так хорошо и мирно кончилось.

      – Хорошо ты придумал, Павлуша! – говорила она. – Хохол очень милый! И барышня, – ах, какая умница! Кто такая?

      – Учительница! – кратко ответил Павел, расхаживая по комнате.

      – То-то – бедная! Одета плохо, – ах, как плохо! Долго ли простудиться? Родители-то где у ней?..

      – В Москве! – сказал Павел и, остановясь против матери, серьезно, негромко заговорил:

      – Вот, смотри: ее отец – богатый, торгует железом, имеет несколько домов. За то, что она пошла этой дорогой, он – прогнал ее. Она воспитывалась в тепле, ее баловали всем, чего она хотела, а сейчас вот пойдет семь верст ночью, одна…

      Это поразило мать. Она стояла среда комнаты и, удивленно двигая бровями, молча смотрела на сына. Потом тихо спросила:

      – В город пойдет?

      – В город.

      – Ай-ай! И – не боится?

      – Вот – не боится! – усмехнулся Павел.

      – Да зачем? Ночевала бы здесь, – легла бы со мной!

      – Неудобно! Ее могут увидеть завтра утром здесь, а это не нужно нам.

      Мать, задумчиво взглянув в окно, тихо спросила:

      – Не понимаю я, Паша, что тут – опасного, запрещенного? Ведь ничего дурного нет, а?

      Она не была уверена в этом, ей хотелось услышать от сына утвердительный ответ. Он, спокойно глядя ей в глаза, твердо заявил:

      – Дурного – нет. А все-таки для всех нас впереди – тюрьма. Ты уж так и знай…

      У нее дрогнули руки. Упавшим голосом она проговорила:

      – А может быть, – бог даст, как-нибудь обойдется?..

      – Нет! – ласково сказал сын. – Я тебя обманывать не могу. Не обойдется!

      Он улыбнулся:

      – Ложись, устала ведь. Покойной ночи!

      Оставшись одна, она подошла к окну и встала перед ним, глядя на улицу. За окном было холодно и мутно. Играл ветер, сдувая снег с крыш маленьких сонных домов, бился о стены и что-то торопливо шептал, падал на землю и гнал вдоль улицы белые облака сухих снежинок…

      – Иисусе Христе, помилуй нас! – тихо прошептала мать. В сердце закипали слезы и, подобно ночной бабочке, слепо и жалобно трепетало ожидание горя, о котором так спокойно, уверенно говорил сын. Перед глазами ее встала плоская снежная равнина. Холодно и тонко посвистывая, носится, мечется ветер, белый, косматый. Посреди равнины одиноко идет, качаясь, небольшая, темная фигурка девушки. Ветер путается у нее в ногах, раздувает юбку, бросает ей в лицо колючие снежинки. Трудно идти, маленькие ноги вязнут в снегу. Холодно и боязно. Девушка наклонилась вперед и – точно былинка