Дневник. 1917–1923. Константин Сомов

срока, а код от сейфа передать кому-либо из друзей). Для Пипса интерес к криптографии естественен: его жизнь пришлась на время ее расцвета. Как один из высших военных чиновников Британии он просто не мог не обращать внимания на проблемы армейского шифрования, тем более что для их решения часто привлекались друзья Пипса и его товарищи по Королевскому обществу – достаточно назвать имена Д. Валлиса и И. Ньютона. Конечно, Пипс использовал для шифрования своего дневника намного более сложные алгоритмы, чем метод, которым пользовался Сомов. Изумительнее всего то, что последний, не имевший способностей к сколько-либо сложным вычислениям и всячески их избегавший[229], со шпаргалкой корпел над перестановкой букв.

      Дневник Сомова обречен на сравнение с другим известным литературным документом эпохи – записками Кузмина, ведь связь между авторами, пусть и короткую, не замечать невозможно, да и гомосексуальный эрос per se довольно редок для русской дневниковой прозы 1910—1930-х. На первый взгляд, дневники в самом деле роднит структурная и тематическая близость – в обоих случаях это ежедневные записи, наполненные разнообразными, порой причудливыми, деталями. Кузмин часто читал друзьям отрывки из своего дневника (в том числе Сомову), поэтому нетрудно соблазниться и назвать сомовские записки подражанием не только пипсовским, но и и кузминским. Нельзя игнорировать и совершенно пророческий диалог между художником и поэтом, запечатленный в дневниках последнего: «Я спрашивал у К<онстантина> А<ндреевича>: “Неужели наша жизнь не останется для потомства?”. – “Если эти ужасные дневники сохранятся – конечно, останется; в следующую эпоху мы будем рассматриваемы как маркизы de Сад”»[230].

      Тем не менее различия между дневниками преобладают над сходством. Дело не только в изысканности письма Кузмина – над нелепостью некоторых фраз Сомова улыбнется даже самый нетребовательный читатель. Дневниковая проза Кузмина по существу психологична, эротические сцены для него – средство описания переживаний, не всегда непосредственно связанных с чувственностью.

      Эмоциями автора наполнен весь текст, его переживаниями проникнута любая подробность. Фокус внимания художника Сомова, обладателя чудесного декоративного дара, находится не внутри, а снаружи – на поверхности событий, объектов, а также – не в последнюю очередь – мужских тел.

Археографические замечания к нашей публикации

      Текст нашей публикации сверен с оригинальной рукописью дневника, хранящейся в отделе рукописей Русского музея (ОР ГРМ). Все архивные шифры приведены согласно описи фонда 133 ОР ГРМ. В этот том вошли следующие тетради: ОР ГРМ. Ф. 133. Ед хр. 117–128.

      Дневник публикуется в соответствии с современными нормами пунктуации и орфографии с сохранением значимых особенностей авторского стиля.

      Повторы слов, орфографические и грамматические ошибки исправлены в тексте; в отдельных случаях авторское написание приведено в подстрочных примечаниях. Архаизмы и характерные искажения сохранены. Представляется важным обратить внимание на непривычные для современного русскоязычного читателя падежные окончания

229

Е. С. Михайлов утверждал, что даже академическая тетрадь Сомова с заданиями по перспективе исполнена не им, а профессиональным архитектором: Михайлов Е. С. Фрагменты воспоминаний о К. А. Сомове // Константин Андреевич Сомов. Письма. Дневники. Суждения современников. М.: Искусство, 1979. С. 501.

230

Кузмин М. А. Дневник 1905–1907. Спб: Издательство Ивана Лимбаха, 2000. С. 223.