За что мне все это?. Сергей Ермолов

могла бы сказать что‑нибудь приятное.

      – Я себя приятно не чувствую.

      – Черт возьми, Анюта! Что я должен сказать? Что ты права, а я виноват? Что именно ты хочешь услышать?

      Она медленно поворачивается и смотрит на меня.

      – Для начала подходит.

      – Знакомства с тобой хватило, чтобы понять: я теряю свою свободу. Не сердце, не голову. Свободу быть собой, когда тебя нет рядом. Терпеть не могу, когда ты знаешь, что делается у меня в голове.  Не думаю, что это очень смешно, Анна, – я стараюсь, чтобы голос звучал спокойно.

      – И не должно быть. – Притворная улыбка растягивает ее губы.

      Она смотрит на меня. Через несколько мгновений облизывает пересохшие губы.

      – Но ты не можешь говорить это серьезно?! – Снова появляется улыбка, но так же быстро пропадает.

      – Не могу?

      – Как все глупо, – говорит она с притворной серьезностью. – Но мило.

      Такой ответ может означать все, что угодно.

      Господи, я должен мыслить трезво и логично. А что еще я могу придумать? Больше ничего подходящего в голову не приходит.

      Я чувствую, она и играет, и не играет. В такие минуты она сначала улыбается мне в ответ, а потом быстро меняет тему разговора. Кажется, в такие минуты ее личность раздваивается. Это не имеет никакого отношения к той простоте и легкости, которую мы испытывали, когда были вместе раньше.

      – Ох, какой же ты глупый, я ж говорила тебе, ты ничего не понимаешь.

      Наши глаза встречаются, и она фыркает от смеха. Она опять смеется. Потом она берет все под контроль и сидит насупившись. И так, как будто этот ведущий подрывную работу смех и вовсе не звучал, она вздыхает глубоко и говорит:

      – Так странно, странно себя чувствую.

      Я сразу понял, что ее агрессивность прошла.

      – Мне так стыдно, – сказала она. – Tы слушаешь, да? Это очень важно для меня, правда. Надеюсь, что не вызвала у тебя антипатии.

      – Вовсе нет, – качаю я головой.

      – Все, что я делала эти годы, – это делала свою клетку повыше и попросторнее. У каждого из нас своя клетка.

      – У меня нет, – говорю я убежденно.

      – Тогда ты счастливый человек. Ты не сердишься на меня?

      – За что?

      – Ну, не знаю. Мне кажется, что я тебя использую.

      Я опять чувствую, как ей одиноко.

      – В этом нет ничего смешного!

      – Конечно, нет.

      – Тогда прекрати смеяться.

      – А что тебе мешает?

      Она выглядит очень озадаченно и кажется мне глупой, потому что ничего не понимает. Я вижу, как она старается подобрать слова и, так и не высказав их, отбрасывает как непригодные.

      Я чувствую себя так, словно мне нанесли, и сделали это преднамеренно, один за другим несколько ударов, нацеленных куда-то прямо в грудь. От этих ударов мне так больно, что я задыхаюсь, почти готов хватать воздух ртом.

      Отвернувшись от меня, Анна какое-то время смотрит в окно, а потом начинает говорить сама. Она умеет, когда задается такой целью, быть жесткой, злой.

      Я склоняю голову набок, как бы в знак подтверждения, пытаясь тем самым дать ей понять, чтобы она продолжала. Если