За что мне все это?. Сергей Ермолов

и так удобно.

      – Мне нравятся застенчивые.

      Наши взгляды встречаются, и в ее глазах мелькает что-то прежнее.

      И тут я, словно издалека, слышу собственный голос:

      – Не понимаю, о чем ты говоришь. Ты злишься на меня?

      – Вовсе нет.

      – Злишься, злишься. Это хотя бы честно.

      – Не будь таким бестолковым.

      – Что это должно значить?

      – Ничего. Абсолютно ничего.

      Я лишь постепенно понимаю, что не все в жизни математика. Но кое-что на свете никогда не меняется.

      Анна сидит за столом, пощипывает подбородок, хмурится. Она замечает:

      – Не думаю, что я себе очень нравлюсь в данный момент.

      – И мне ты не нравишься, и я сам себе не нравлюсь. Но нам обоим все это вообще-то по-настоящему не нравится, так зачем же утруждаться нелюбовью к самим себе?

      Я смотрю на часы. Я встаю и начинаю ходить взад и вперед, топая ногами, растирая руки и похлопывая себя по телу.

      – Ты неисправим!

      – Я не то хотел сказать.

      – А теперь ты просто ужасен!

      – Ну и нечего так злиться из-за этого.

      – Да я и не злюсь вовсе. Просто указываю тебе кое на что – для твоей же пользы.

      – Не остроумно, дешево и совсем по-детски.

      – Обожаю, когда ты притворяешься сердитым.

      – Меня это вовсе не удивляет.

      – Если ты хоть на миг вообразил себе, что это тебе так вот сойдет.  Я не хочу… если ты будешь продолжать на меня злиться.

      – Я уже не злюсь.

      Правда жизни заключается в том, что с каждым годом каждый из нас уходит все дальше и дальше от той сущности, с которой все мы были рождены внутри себя.

      – Что такое? – интересуюсь я. – Чего ты хочешь?

      – Ты знаешь.

      Я чувствую, как в ее тоне промелькнули едва уловимые жесткие нотки.

      Было совершенно ясно: последнее слово остается за ней. Чувство жалости к себе – не лучшее состояние для человека. Я не знал почему, но эта мысль крепко засела у меня в голове.

      Я говорю:

      – Я не хочу ругаться.

      – Мы ничего не можем с собой поделать.

      – Что с тобой? Посмотри на себя, с тобой явно что-то творится.

      – Спокойно. – Ее взгляд странный. – Ты разнервничался.

      – Это все из‑за тебя. Мне нравится быть рядом с тобой, – произношу я, словно защищаясь. – Разве это так плохо?

      – Нет.

      – Так в чем же дело?

      – Интересно, скольким женщинам ты уже все это говорил.

      – Никому. Только тебе. – Что это с ней? Ревность или что‑то другое? – думаю я.

      Мне неприятен ее тон, словно она сомневается во мне. Все внутри болезненно сжимается.

      – Ты сегодня не похожа на себя.

      – Я просто очень устала. Я не хотела тебя обидеть.

      – Давай не будем усложнять ситуацию.  Что между нами поменялось?

      – Ничего. Между нами ничего не изменилось.

      – Бедная моя, – говорю я, крепко прижимаю ее к себе и, чтобы хоть как-то успокоить, начинаю гладить по спине. – Слишком много мыслей в голове?

      – Боюсь, что так.

      Ее лицо приобретает страдальческое выражение. Я приглаживаю