Место для битвы. Александр Мазин

поскольку, как любой варяг, покровителем считал Перуна, а Перун кровушку человечью тоже очень одобряет.

      Хузарин скривился еще больше, поглядел на Духарева, словно ища поддержки, но Сергей о специфике печенежской веры понятия не имел, что же касается жертвоприношений, то тех же пленных так и так прирезать пришлось бы. И если при этом кто-то хочет возглашать: «Тебе, Перун, воин Небесный», – то пусть возглашает. Хотя если Перун действительно воин, а не мясник, то ему должны быть больше по вкусу битвы, а не казни.

      Не дождавшись поддержки, Машег махнул рукой, пихнул коня пятками и умчался.

      Глава одиннадцатая,

      особая, в которой повествуется о том, как Духарев с Устахом прошлой осенью

      славно потрудились в княжестве Черниговском, и еще кое о чем весьма замечательном

      На дороге пустили коней рысью. По голой земле идти легче, чем по разнотравью. Сменили сторожевые разъезды. Духарев верхом на заводной, прихватив Пепла, сам поехал в дозор. Обогнав отряд шагов на семьсот, оглянулся. Издали казалось – варягов много. Над дорогой поднималось густое желтое облако пыли. Такое заметно издалека – это минус. Зато за пылью сразу не разглядишь, что лишь на десятке лошадей – наездники.

      Сергей потянулся к фляжке, промочил горло. Встряхнул, определяя, сколько осталось. Когда он выезжал из Киева, в серебряной, обернутой толстым войлоком фляжке плескалось разбавленное водой белое хузарское вино. Убыль вина пополнялась из увесистого поначалу бурдюка, но с каждой неделей воды во фляжке становилось все больше, а вина – все меньше. Из-под копыт порскнула стайка перепелов. Лошадь под Духаревым шарахнулась.

      – Тих-хо! – прикрикнул Сергей и движением колен вернул лошадку на прежний маршрут.

      Он уже далеко обогнал своих. Ветер дул в лицо, относя за спину запахи и звуки, оставляя только стрекот насекомых, сдвоенный стук копыт и душный аромат зацветающей степи. По белесому небу ползли редкие прозрачные облака. Дикая Степь.

      «А я ведь уже три года здесь»,– подумал Сергей.

      Прошлое, вернее, будущее: двадцатый век, телевизоры, компьютеры и «мерседесы» с «боингами» – где это все? Нет, Серега не жалел. Наоборот, теперь ему казалось, что до того, как попасть сюда, он и не жил по-настоящему, так, плыл в сонном тумане, жевал безвкусные котлетки, потрахивал вялых и синеватых, как мороженые куры, потаскушек…

      Серега посмотрел на свои загорелые руки, исчерченные светлыми полосками шрамов, потрепал лошадь по жесткой гриве. Взревновавший Пепел тут же пихнулся мордой: а меня? Духарев приласкал и его, поглядел на ладони. Да, эти ладони мало годились для ласки. Оружие и – особенно – тяжелое весло накатали на них такие бугры мозолей, что ими гвозди можно забивать вместо молотка. Настоящие рабочие руки, хм… работника ножа и топора. Вернее, меча и рогатины, поскольку топору Духарев безусловно предпочитал прямой клинок, а нож… Ну, нож – это не оружие, по местным понятиям, так, сало стругать.

      Пепел, не отставая, опять сунулся мягкими губами, уложил тяжелую башку на шею Серегиной лошади. Та тихонько заржала.