Минус тридцать. Генрих Эрлих

Сергей, – ставь на стол, не пропадет.

      Каждый внес свою лепту, и закипела работа. Ведро картошки в пять ножей вычистили так быстро, что даже вода не успела закипеть. Манецкий топил печку, не жалея дров, которые тут же кололи Механик и Почивалин. Сергей куда-то опять исчез и после продолжительного отсутствия вернулся запыхавшийся и немного возбужденный, неся в одной руке, как букет цветов, большой пучок петрушки и укропа, а в другой, крепко обхватив яркую зелень ботвы, штук двадцать крупных, щетинящихся во все стороны морковок с висящими на корешках комочками земли.

      – Вот, в правлении совхоза выдали, – сказал он, бросая морковь в раковину. – У них там целая куча этого добра, – добавил он под громкий хохот одних и недоуменные взгляды других.

      Уже смеркалось, когда сели за общий стол, составленный из дощатых столов из комнат и протянувшийся через всю кухню. От тарелок со щедро наложенной рассыпчатой картошкой поднимался пар, разнося по кухне запах укропа, хрустела на крепких зубах морковь, изо ртов, быстро исчезая, свисали веточки петрушки. Курицу уступили женщинам, мужчины довольствовались консервами из минтая и кильки, компенсируя это портвейном.

      От еды, портвейна, раскалившейся печки лица раскраснелись, глаза заблестели. Забылись мелкие неприятности прошедшего дня, жизнь показалась прекрасной и удивительной, девушки красивыми, а собеседники интересными и внимательными. Все в первый и, быть может, в последний раз почувствовали себя единым коллективом, которому надо как-то прожить эти тридцать дней в непривычной обстановке, малознакомом окружении, в грязи в поле и дома, без привычных благ цивилизации и любимого досуга.

* * *

      Насытившись, все отодвинулись от стола, привалившись к ближайшей стене, густо поплыл табачный дым, в ожидании чая все громко переговаривались через стол, готовые смеяться любой шутке.

      – Давайте во что-нибудь поиграем, – пытаясь перекричать всех, предложил парень, тот, что с красотой римского патриция, – например, в жмурки.

      – Это, интересно, как? – спросила Алла, чуть склонив голову к плечу и слегка проведя кончиком языка по губам.

      – Очень просто! – парень встрепенулся. – Все идем в комнату, завязываем кому-нибудь, например, мне, глаза. Я вас пробую поймать, вы от меня убегаете, но только в пределах комнаты.

      – И это все? – спросила Алла с интонацией Багиры.

      – Нет, самое интересное потом! – парень уже не сидел, а стоял, пританцовывая на месте. – Если я кого-нибудь поймаю, то я должен на ощупь определить – кого.

      – Чтобы не ошибиться, тебе сначала надо перещупать всех без повязки, а до этого, как мне кажется, далековато, – срезала его Алла, еще и припечатала: – Жмурик, – его так потом все стали называть.

      Подоспел чай, который Механик заварил, не скупясь высыпав пачку индийского чая. По кругу пошла банка с вареньем.

      Сергей принес гитару и они с Манецким, вспоминая студенческие годы и такие же поездки на картошку или в стройотряды, спели несколько песен тех лет. «Москву златоглавую»