Минус тридцать. Генрих Эрлих

предоставляется уникальная возможность стать вскоре самым незаменимым человеком в отряде. Как пропьем все деньги, съедим все домашние запасы да отощаем на местных харчах, придется переходить на подножный корм. Тут грибочки в самый раз пойдут, на крахмале, каротине и витаминах долго не протянешь.

      – Ты не представляешь, Виталий, как я люблю собирать грибы, – радостно тараторил Анисочкин, пока они шли к дому за ведрами, потом к ближайшей роще, – мы с мамой иногда даже в мае ездим, за строчками и сморчками, есть в них особый вкус, вкус первого лесного урожая. А уж осенью… У маминой двоюродной сестры дом в деревне по Ярославской дороге, очень удобно – наш край Москвы, так мы туда через выходной ездим. И все свободное время – в лесу. Даже в дождь. Знаешь, есть какое-то особое очарование собирать грибы в осеннем лесу под моросящим дождем.

      – Н-да? – недоверчиво хмыкнул Манецкий.

      – Идешь, не спеша, по лесу и Рубцова про себя читаешь. Помнишь:

      «Сапоги мои – скрип да скрип

      Под березою,

      Сапоги мои – скрип да скрип

      Под осиною.

      И под каждой березой – гриб,

      Подберезовик,

      И под каждой осиной – гриб,

      Подосиновик!

      Знаешь, ведьмы в такой глуши

      Плачут жалобно.

      И чаруют они, кружа,

      Детским пением.

      Чтоб такой красотой в тиши

      Все дышало бы,

      Будто видит твоя душа

      сновидение.

      И закружат твои глаза

      Тучи плавные

      Да брусничных глухих трясин

      Лапы, лапушки…

      Таковы на Руси леса

      Достославные,

      Таковы на лесной Руси

      Сказки бабушки.

      Эх, не ведьмы меня свели

      С ума-разума

      песней сладкою –

      Закружило меня от села вдали

      Плодоносное время

      Краткое…»

      – Симпатичные стихи, – сказал Манецкий. – Рубцов, говоришь? Первый раз слышу.

      – Ну что ты! Такой поэт! С такой трагической судьбой!

      – Да-да, печатали мало, пил много, трагически погиб молодым.

      – А говорил, ничего не знаешь, – немного обиженно протянул Анисочкин.

      – Я действительно ничего о нем не слышал, а что о судьбе – так она у всех поэтов одинаковая, что у русских, что у советских, что у старых английских, что у новых французских, без разницы.

      – Ну, ладно. Но ты вслушайся, как удивительно в такт ходьбы вкладывается. Именно ходьбы по лесу за грибами. – И Анисочкин с наслаждением повторил:

      «Сапоги мои – скрип да скрип

      Под березою,

      Сапоги мои – скрип да скрип

      Под осиною.

      И под каждой березой – гриб,

      Подберезовик,

      И под каждой осиной – гриб,

      Подосиновик!»

      – Это кому как. Я, знаешь ли, больше двигаюсь в ритме «Взвейтесь кострами синие ночи». Но ты не подумай, я собирание грибов уважаю – успокаивает. Пока дед был жив, он меня летом постоянно