Если меня не станет… Погибая – остаться. Элизабет Гафри

свой тащи.

      Нормально, она подняла меня ни свет ни заря и тащит на пленэр, совсем уже…

      – Мы хоть не погост идем рисовать? – уточнила я, а то с нее станется тащить меня именно туда.

      – Дура, что ль? – обиделась та.

      Я больше ничего не спрашивала. Молча почистила зубы, надела носки и резиновые сапоги, все-таки выпала росса, и шагать в сандалиях по мокрой траве меня не прельщало. Накинула куртку, а Ленке захватила игоревскую, и мы молча двинулись к лесу, но, не доходя до него метров 20, свернули влево и вышли на огромную круглую поляну, всю покрытую одуванчиками.

      – Вот это красота, – не удержалась я от эмоций, – ты как ее нашла?

      – Да с Игорем тут вчера были, только не на самой поляне, а там, в лесу, – выдала мне она.

      – В смысле? – не поняла я. – Вы же телят пошли кормить, разве нет?

      – Ну да, телят Игорь покормил, а потом пошли сюда.

      Лена как-то неохотно отвечала, и я решила не лезть в душу. Захочет, сама расскажет, но я, если честно, никак не могла понять, что они тут забыли. Может, Игорь так за ней ухаживает? Полянка-то красивая, и вид прекрасный, но тогда почему она невеселая?

      – Вот, подумала, тебе обязательно понравится, и решила тебя сюда привести. Мы вчера, когда вернулись, ты уже спала, а я случайно увидела твои работы, зайдя в погреб.

      Я там мольберт оставляла, чтобы не складывать его каждый раз. А вчера рисовала почти до темноты и, уставшая, оставила мольберт, не снимая картины с него.

      – Я даже и не знала, что ты так красиво рисуешь. Подаришь мне тот закат? – вдруг спросила Лена и расплакалась.

      Я побросала все пакеты и бросилась к ней.

      – Эй, ну ты чего ревешь-то? Никто ж не умер. Подарю, конечно, и подпишу тебе на память. Будешь потом вспоминать меня.

      – Если доживу, – вдруг выпалила она…

      – Лен, ты еще молодая, и все у тебя будет хорошо. Если слезешь с этой дряни, то и жизнь другая будет. Чего ты разревелась-то, ну? – успокаивала я, обнимая ее за плечи, а она ревела как белуга:

      – Не могу так больше жить, не хочу с ним…

      – С кем, с Игорем, что ли? – не поняла я.

      – Да, – выдавила она из себя. – Я и так столько лет проституткой проработала, и никогда, чувствую, мне от этого не избавиться, – исказилось ее кукольное лицо в гримасе боли и отчаяния.

      Так вот оно в чем дело, поняла наконец я. Он ее сюда с определенной целью приводил. Вот же, блин, мой подростковый мозг уже закипал, ведь мало еще, что знала об этом, и все же я догадалась. На Игоря с этого момента я уже смотрела под другим углом, благодаря Лене я во многом стала открывать его с другой стороны. Что меня где-то радовало, а где-то было даже страшно. Во что же я все-таки вляпалась?

      – Посмотри, какое утро, смотри, красота какая, одуванчики. Воздух чистый, ну, где ты еще такое увидишь? – постаралась отвлечь ее я. – Попробуй воспринимать свой приезд сюда как отпуск. Ну да, есть, конечно, моменты, которые тебя огорчают, но ты поставь себе цель, я всегда