Когда пируют львы. И грянул гром. Уилбур Смит

перед ним. Уайт постукивал хлыстом по правой ноге, выбивая из штанов облачка пыли.

      – Подойди сюда, – приказал он Гаррику.

      Тот повиновался. Отец всей пятерней вцепился ему в волосы, оттянул голову сына назад и некоторое время рассматривал шишку у него на лбу.

      – Гм… – сказал Уайт.

      Потом отпустил волосы Гаррика, и они встали на голове хохолком. Бросил на стол хлыст.

      – Теперь ты подойди, – велел он Шону. – Вытяни руки вперед – нет, ладонями вниз.

      Кожа на обеих руках была содрана, одна костяшка даже распухла.

      – Гм… – повторил он то же слово.

      Повернувшись к полке возле камина, Уайт достал трубку и набил ее табаком из каменной табакерки.

      – Черт бы вас побрал, какие же вы еще дураки оба, – сказал он. – Ладно, так и быть, рискну, возьму вас, для начала за пять шиллингов в неделю и на всем готовом. Ступайте обедать… Днем у нас много работы.

      Не веря собственным ушам, они во все глаза смотрели на отца, потом опомнились и попятились к двери.

      – Шон!

      Шон остановился, понимая, что все закончилось слишком хорошо, чтобы быть правдой.

      – Куда ты его бил?

      – Да куда попало, папа, куда смог попасть, туда и бил.

      – Это нехорошо, – сказал Уайт. – Надо бить вот сюда, – мундштуком трубки он постучал себе по скуле, – и кулаки надо сжимать покрепче, иначе не успеешь повзрослеть – переломаешь все пальцы.

      – Да, папа.

      Дверь за Шоном тихо закрылась. Уайт наконец позволил себе улыбнуться.

      – А, все равно, хватит с них этого учения, – сказал он вслух. Он зажег спичку, раскурил трубку и выпустил изо рта клуб дыма. – Черт побери, хотел бы я на это посмотреть своими глазами. Эта конторская крыса в другой раз хорошенько подумает, прежде чем связываться с моим мальчиком.

      12

      Теперь перед Шоном легла дорога, которая так и звала помчаться в путь. Он был рожден, чтобы бежать, и Уайт Кортни наконец вывел его из стойла, в котором он прозябал, и показал, что и как надо делать. И Шон побежал, ничего не зная о награде, не имея понятия о протяженности пути. И все равно он бежал с радостью, не жалея сил.

      Каждое утро, еще до рассвета, он стоял с отцом и Гарриком на кухне, глотал кофе из кружки, сжимая ее обеими руками, и с волнением встречал наступающий день.

      – Шон, возьмешь с собой Заму и Н’дути, пройдешь вдоль реки и проверишь, не отбился ли кто от стада.

      – Хватит и одного, папа, Н’дути тебе понадобится в бассейне с травильным раствором.

      – Хорошо. Постарайся прийти туда до полудня, сегодня мы должны пропустить тысячу голов.

      Шон проглотил остатки кофе и застегнул куртку на все пуговицы.

      – Ну, я пошел.

      За дверью на кухню конюх уже держал для него оседланную лошадь. Шон сунул винтовку в чехол и вскочил в седло, не касаясь ногой стремени. Он улыбнулся Уайту и, тронув лошадь с места, выехал со двора. Еще было темно и холодно.

      Уайт стоял у дверей, провожая его взглядом.

      «Такой самоуверенный, стервец», – подумал он.

      Впрочем,